Глаголют стяги - Иван Наживин Страница 54

Див кличеть върху древа, велить послушати земли незнаеме. Вълзе и Поморию, и Посулию, и Сурожю, и Корсуню, и тебе, тьмутораканский болван…

И закипел Киев делами великими. Прежде всего князь повелел Анастасу всячески торопиться с постройкой церкви Богородице. Церковь сия имела целых двадцать пять глав, чего в Византии никогда не делали, стены её были дивно расписаны грецкими мастерами, а алтарь был изукрашен золотом и мусией многоцветной. Все надписи были греческие, ибо греки словенского письма не разумели нисколько. И отдал князь святителям на содержание храма десятую часть своих прибытков, почему и церковь получила название Десятинной, а Анастас-корсунянин кличку Десятинного…

Затем нужно было скоро наготовить много батюшек, диаконов, дьяков, свещегасов, черноризцев, проскурниц: рать начали, а воев не было. Положение было тем труднее, что недовольные язычники, покинув Киев, засели по дорогам и воевали «крестиан». «Волхвы» поднимали народ за старых богов, повсюду загорались восстания. Святители требовали обуздания бесчинств этих вооружённой рукой, но наивный и простодушный Володимир, принимавший в простоте сердечной Еуангелие так, как оно написано, с сомнением качал чубатой головой:

— Греха боюся… Ведь написано — прощать надо, жалеть надо… Может, без рати как полегоньку обойдётся?

Но византийцы, в науках хитрые, разъясняли простецу, что так уж точно понимать всё, что в Еуангелии написано, не следует, что он, князь, поставлен от Бога добрых миловать, а злодеев казнить.

— А как же разбойника-то страшного Он на кресте простил? — робко возражал он учителям своим.

— Ха! То совсем другое время было…

И они, смеясь, снисходительно смотрели на чубатого чудака. А он втайне сокрушался: «Ох, не так, не так Оленушка говорила что-то!.. Ох, не так!.. Не вышло бы греха…»

Но делать нечего, надо было подчиниться. И вот, посоветовавшись, постановили: виры — то есть денежные взыскания за убийства — отменить, а злодеев предавать казни нещадной. Стали злодеев мордовать и так и эдак, но стала быстро сохнуть казна княжеская. Тогда пришли опять к князю пискупы и дружинники постарше и попросили виру восстановить.

— Война стоит на Руси многая, — сказали они очень рассудительно, — виры надобны на оружие и на покупку коней…

— Так буди!.. — тихонько вздохнув, сказал Володимир.

И стали снова жить по устроению отцов и дедов…

И всё больше и больше появлялось по улицам Киева и других городов батюшек, как византийских и болгарских, так и собственного уже приготовления. Ходили они в однорядке, которая у еллинов иматием звалась, а на голове носили скуфью или шляпу белую — отсюда белое духовенство. Народ в скуфье видел средоточие священного значения батюшки, и потому, когда надобилось попа отдуть, то мужички почтительно снимали с него скуфью и ставили её в сторонку, а затем, отвозив отца духовного как требовалось, снова почтительно возлагали скуфью на главу его: и дело сделано, и духовному званию порухи нет. Дома батюшки одевались по-мужицки и очень часто щеголяли в лаптях: возложит на ся одежду златотканую, а на ногах лапти растоптанные и во всяком кале обвалянные, а кафтан нижний весь гнусен. Архиереи же одевались со всей пышностию, их сану приличной, и слуг своих облекали в одежды богатые, и потому и звались они в народе «пёстрыми властями».

Народ после своего насильственного обращения не имел никакого желания содержать попиков или платить им за требы, и князь должен был заботиться сам о прокормлении их быстро растущей рати. Он назначил им жалованье, княжью ругу. Но, освоившись, попики стали прибегать к отлучению, чтобы побудить свою паству к «плодоношению». Плодоношение это принимало самые разнообразные формы: в канун больших праздников словесное стадо приносило отцу своему духовному вместе с кутьёй брашна всякие и овощи — канун по-гречески собственно и значит корзина. Народ же прозвал эти приношения халтурой. Помимо этого четыре раза в год они сами собирали дань натурой: на Рождество и Пасху — потому что очень уж это большие праздники; осенью — потому что у мужика хлеб есть новый, новина; а в Петровки — потому что за пост у него, страдальника, накоплялось довольно и сметанки, и творожку, и яичек. Архиереи же взимали и с паствы, и с отцов духовных: с паствы — каноникон, а с попиков — «подъезд», то есть поклонное. Предполагалось, что каноникон даётся им за объезды епархии и учение, но современники замечают, что были они пастырями только по имени, а для попиков — слишком высокие начальники, чтобы попик мог позаимствоваться от них хоть чем-нибудь… Места эти были весьма кормные, и ловкачи, добиваясь их, давали взятки боярам княжеским, а то и самим князьям. И когда хотели похвалить какого-нибудь пискупа, то говорили: «Не бо ведал, яко быти ему пискупом, и не добивался владычьства, не вертелся (перед князем и боярами), не тщался, не наскакивал, не насуливал посулы, не дал бо никому же ничтоже и не взял у него никто же ничто же, ни дара, ни посулы, ни мзды…»