Азеф - Валерий Шубинский Страница 54
Азеф - Валерий Шубинский читать онлайн бесплатно
А вот за Татарова взялись всерьез.
Он сам подставился — и глупейшим образом.
Татаров затеял легальное издание в России сборника статей из «Революционной России». Вероятно, он хотел таким образом укрепить свое положение в партии. А может быть, действовал по заданию Рачковского.
«В объявлении этом были перечислены имена Гоца, Шишко, Чернова, Минора, Баха и других видных социалистов-революционеров. Такое перечисление имен могло только повредить делу: оно обращало на себя внимание читателей и цензуры» [169].
Но беда была не только в этом. Издание было дорогим, Татаров за считаные недели потратил на него пять тысяч рублей — огромные по тем временам средства.
Возник вопрос о их происхождении.
Татаров сказал, что 15 тысяч рублей дал ему взаймы председатель Всероссийского учительского союза Владимир Чарнолусский.
Татаров собирался ехать в Россию, устроил обед товарищам. После обеда Чернов и Савинков подошли к нему и попросили его остаться еще на день в Женеве для партийного разбирательства.
Члену ЦК устроили форменный допрос с пристрастием. Его спрашивали про деньги. В конце концов Татаров признался, что солгал, сказал, что деньги дал ему отец. Спрашивали о том, в какой гостинице Татаров остановился в Женеве. Он запутался в показаниях, наконец сказал, что живет с женщиной и не хочет ее компрометировать. Спрашивали о знакомстве с Кутайсовыми — он опять путался.
Комиссию возглавлял Алексей Николаевич Бах (до крещения Абрам Липманович Бак), старый народоволец, в эмиграции занимавшийся в основном наукой (биохимией — он закончил свою долгую жизнь действительным членом АН СССР), но в 1905 году вступивший в партию эсеров. Он напомнил Татарову о судьбе Дегаева, о возможности «реабилитироваться» и спасти свою жизнь тем же способом, каким это сделал знаменитый провокатор 1880-х годов.
Татаров настаивал на своей невиновности.
«Допрос продолжался еще несколько дней. Выяснилось еще, что Татаров: 1) узнал от А. В. Якимовой в Минске, что в Нижнем Новгороде летом 1905 г. предполагался съезд членов боевой организации; 2) знал петербургский адрес Волошенко-Ивановской перед арестом 17 марта; 3) имел свидание с Новомейским и бывшим членом „Народной Воли“ Фриденсоном перед арестом Новомейского; 4) виделся с Рутенбергом перед арестом его в Петербурге (июнь 1905 г.) и много других подробностей.
Все эти подробности были лишены в наших глазах большого значения. Общий характер допроса был тот же: Татаров был постоянно уличаем во лжи» [170].
В итоге было решено «устранить Татарова от всех партийных учреждений и комитетов, дело же расследованием продолжать».
Татаров уехал в Россию.
Азеф мог вздохнуть спокойно: ретивый параллельный агент охранки в ПСР был выведен из игры.
В сентябре — начале октября 1905 года вся централизованная террористическая деятельность была прекращена по «профилактическим» причинам — из-за дела Татарова и его расследования.
17(30) октября произошло событие исторического значения, опять-таки заставившее террористов попридержать коней.
Еще 6 августа был издан манифест о созыве законосовещательной Государственной думы. Это был едва ли не предел того, о чем могли мечтать либералы в конце 1904 года, — но в середине 1905-го это уже никого не устраивало. В сентябре Николай II серьезно думал о бегстве из России. Вильгельм II, будущий злейший враг, готов был предоставить ему убежище. В октябре беспорядки продолжались. Бастовало два миллиона человек, в том числе на железных дорогах, «аграрный террор» охватывал все новые территории.
И вот 17 октября — очередной рубеж, на сей раз принципиальный: Манифест о совершенствовании государственного порядка:
«…Великий обет Царского служения повелевает НАМ всеми силами разума и власти НАШЕЙ стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для Государства смуты. Повелев подлежащим властям принять меры к устранению прямых проявлений беспорядка, бесчинств и насилий, в охрану людей мирных, стремящихся к спокойному выполнению лежащего на каждом долга, МЫ, для успешного выполнения общих намечаемых НАМИ к умиротворению государственной жизни мер, признали необходимым объединить деятельность высшего Правительства.
На обязанность Правительства возлагаем МЫ выполнение непреклонной НАШЕЙ воли:
1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
2. Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив этим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку.
3. Установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы и чтобы выбранным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от НАС властей».
На практике это означало, что Россия перестала быть абсолютной монархией. Закончился многовековой этап ее истории, начался новый. Исполнились мечты русских интеллигентов.
Эмигрантская Женева торжествовала, но — со сложным чувством. Революционеры не могли сойтись в том, что делать дальше.
Сложные чувства охватывали и эсеров, собравшихся у Гоца. Сам Михаил Рафаилович испытывал эйфорию и от сомневающихся отмахивался: дайте порадоваться хотя бы день! Минор рвался в Россию. Натансон, который приобретал в партии все большее влияние, был настроен скептически. Савинков говорил, что теперь-то и надо усилить террор, «добить» правительство беспощадными ударами. Чернов и Шишко возражали ему: нет, террористическую деятельность надо приостановить, но Боевую организацию не распускать, «держать под ружьем».
А Азеф?
Азеф выступил за прекращение террора.
«„Толстый“ сделал удивившее многих заявление: он, в сущности, только попутчик партии; как только будет достигнута конституция, он будет последовательным легалистом и эволюционистом: всякое революционное вмешательство в развитие стихии социальных требований масс он считает гибелью, и на этой фазе движения оторвется от партии и простится с нами: дальше идти нам не по дороге» [171].
В сущности, вполне последовательная позиция «кадета с террором». Другое дело, что о конституции все-таки говорили в сослагательном наклонении. Неизвестно было, куда повернут власти.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments