Летчицы. Люди в погонах - Николай Потапов Страница 54

Внезапный приезд Растокина вызвал в ней воспоминания о прошлом, растревожил ее томительно-однообразную жизнь, обострил переживания. Словно океанский шторм подхватил, закружил ее, увлек в пучину. Она металась, билась, карабкалась среди бушующих волн и не находила выхода к берегу.

Ей стало тягостно сидеть одной дома, и она вышла на улицу.

Вернувшись в парк, Растокин увидел идущую впереди по аллее Марину, позвал ее. Но она, видимо, не слышала, шла, не оборачиваясь. Тогда он позвал громче. Марина остановилась.

– Валентин! – невольно вырвался у нее вздох облегчения, но она тут же стала торопливо, словно оправдывалась, объяснять: – Вышла подышать воздухом. Такой чудесный вечер… Посидим?

Они сели на скамейку неподалеку от беседки.

В беседке в это время были Наташа и Матисян.

Увидев мать, Наташа затаилась.

Марина заметила скованность Растокина, взволнованное дыхание и почувствовала, как у самой в груди сделалось жарко, как толчками ударяет в голову кровь. И не в силах сдержать себя, растерянно призналась:

– Столько лет прошло, думала, забыла… тебя… А увидела… Как не хотелось мне в ту ночь отпускать тебя в разведку… Словно предчувствовала… – Она умолкла, говорить ей было тяжело и трудно.

На помощь пришел Растокин:

– А помнишь, как собирались в загс?

– Еще бы! – воскликнула Марина. – Мне испортили в ателье свадебное платье, я страшно расстроилась, разревелась… Дура… К чему это платье? Расписались бы, может, все пошло бы по-иному.

– Возможно, – не совсем уверенно проговорил Растокин.

Они оба замолчали, очевидно, думая о том, как бы сложилась их жизнь, если бы они были вместе. Растокин не осуждал Марину, каждая девушка, наверное, поступила бы так же, узнав о гибели своего жениха, одинокой оставаться бы не стала. Но в глубине его сознания все же сверлила грустная мысль – слишком уж как-то поспешно вышла она замуж, могла бы подождать его и подольше: не все похоронки подтверждались.

А Марина думала о том, что напрасно тогда поверила в гибель Растокина, о которой ей сообщил в письме Кочаров, и осуждала себя за то, что не навела справки о Растокине сразу же после войны в соответствующих органах. «А может, Кочаров написал так, чтобы добиться моего согласия на брак?»

Ей стало не по себе.

Внутри пронесся леденящий холодок, и она зябко повела плечами.

– Посвежело… С реки потянуло…

Растокин снял тужурку, прикрыл плечи Марины. Она рассеянно продолжала:

– Максим очень изменился. Стал вспыльчивым, раздражительным. Вот и с тобой…

– Я понимаю его, – ответил Растокин. – Полк передовой, везде хвалят… А тут приехали и начинают…

Вспомнив, как жаловался ей Кочаров на излишнюю придирчивость и необъективность Растокина в оценке полка, она заметила:

– Может, и в самом деле не нужно было поднимать такой шум? Все-таки друзья…

«Вот и ты о том же…» – досадливо подумал Растокин.

– Есть вещи, Марина, которые выше дружбы.

– Возможно… И все же не надо было при Дроздове. Разобрались бы во всем сами, одни. Тихо, спокойно.

Максим и слушать не хотел.

– Он считает, все это я из-за тебя…

– Максим тщеславен, – глухо проговорила Марина. Помолчав, призналась: – Я эти дни, как в тумане… Все перемешалось… И прошлое, и настоящее… Я хочу тебе признаться, Валентин…

В это время, выйдя из беседки, мимо них прошла Наташа.

Марина позвала ее:

– Наташа!

– Ой, мама! Так напугала… – притворно воскликнула она. – Я вышла воздухом подышать. Такой чудесный вечер!

Марина поняла ее намек, но не рассердилась.

– Идем домой, поздно уже.

– А я папу в парке встретила, – и, скосив глаза на Растокина, подчеркнуто добавила, – тоже, видно, воздухом подышать вышел…

Марина встала. Наташа подхватила ее под руку и, что-то объясняя, торопливо повела домой.

* * *

Катя бесцельно бродила по саду, на душе было тоскливо, делать в доме ничего не хотелось. Ее расстроил разговор с Сергеем, его придирчивые расспросы о композиторе, о переписке, о ее поездке на юг. И как она ни пыталась ему объяснить, что в этой переписке нет ничего особенного, что к композитору она относится как к старшему товарищу и уважает его как талантливого музыканта, она чувствовала, что Сергей к ее словам относится с недоверием, и это ее больше всего огорчало.

Увидев Катю одну, Наташа отложила книгу, выскочила к ней в сад.

– Чего хмурая?

Катя не ответила, продолжала идти по тропинке. Наташа не отступала:

– Замуж выходишь?

– Ну, выхожу… – раздраженно проговорила Катя.

– Правильно делаешь, – с серьезным видом одобрила Наташа. – И маму не слушай. Сережа такой добрый, и так тебя любит, так любит…

– Откуда такие данные? – усмехнулась Катя.

– А у меня глаза такие – все видят, – пошутила Наташа.

– Ты становишься невозможной, – покачала головой Катя.

Наташа шла рядом, ей хотелось рассказать сестре о подслушанном вчера разговоре, но она боялась его начинать. И все же решилась.

– Ты знаешь, – начала она заговорщически, – вчера я встретила маму и Валентина Степановича.

– Где? – оглянулась Катя.

– В парке… Там, около беседки, где ты целовалась с Сергеем, – уточнила она.

– А ты что – надзирателем в парке устроилась? Смотришь, кто с кем целуется?

Наташа рассмеялась.

– А я виновата, если вы сами на нас… на меня натыкаетесь… Так вот, встретила я маму и Валентина Степановича…

– Ну встретила… Дальше что?

– Понимаешь, какие-то они были не такие… Рассеянные, грустные. А мама сказала: «Думала, – говорит, – забыла тебя, столько лет прошло… А увидела – все перемешалось – и прошлое, и настоящее…».

– Интересно… – произнесла Катя протяжно.

– Да еще как интересно! – поддакивала Наташа. – Чтобы это значило? А потом в парк пришел папа, я скорей удирать оттуда…

Они вошли в дом. Перед зеркалом, поправляя прическу, стояла Марина.

Наташа холодно посмотрела на нее, отметив про себя возросший за последние дни интерес матери к своему внешнему виду.

– Наташа, – подала голос Марина. – Иди погуляй… Мне надо поговорить с Катей.

Наташа тут же согласилась, выскочила на улицу. Марина повернулась к дочери.

– Катя, есть возможность уехать на юг, в дом отдыха. Перед учебой тебе надо отдохнуть. И путевка есть. Почему бы не съездить на море?