Кое-что ещё - Дайан Китон Страница 54
Кое-что ещё - Дайан Китон читать онлайн бесплатно
Одно мама знала точно: все в жизни сводится к семье. Рано или поздно понимаешь, что вся твоя жизнь пройдет вот с этими людьми. До меня это уже дошло. У меня есть семья – даже две. Или три, если вдуматься. Есть мои сестры и брат. Есть мои дети. И есть люди, которые всегда со мной. Которые стали мне больше, чем просто друзьями. Люди, двери которых всегда для меня открыты. Вот к чему все свелось у меня. К людям, которые всегда открывают тебе дверь – даже когда не хотят.
Наша импровизированная команда сиделок провела с мамой уже четыре дня. Иногда мы спали на диване внизу или в кладовой, где мама хранила старые документы и записи. Иногда спали в родительской комнате. Иногда на ночь оставалась Сьюзи, иногда – Энн и Ирма. Приходили медсестры из хосписа, приносили с собой в сумочках морфий. Вчера в гости приехали дети. Мы с Робин смотрели, как они играют на пляже, когда вдруг услышали крик Энн. Робин схватила меня за руку. Мы поспешили домой и прошли мимо Дона Каллендера, наследника империи Мари Каллендер, королевы пирогов и плюшек. Дон, прикованный к инвалидному креслу, сделал неопределенный жест рукой в нашу сторону – вроде бы поздоровался. Пробегая мимо, я подумала о миллионах замороженных пирогов в миллионах американских домов. Деньги не уберегли Дона от проблем со здоровьем. Он попытался заговорить, но я ничего не поняла. Робин потянула меня за руку:
– Дайан, пошли! Скорее!
В доме вокруг маминой кровати уже собрались Дорри, Сьюзи, Ирма, Энн и Райли. У мамы начались проблемы с дыханием. Медсестра Шарлотта засекала каждый ее вздох. Мама вдыхала, задерживала дыхание на тридцать пять секунд, выдыхала, потом делала еще вдох на тридцать секунд, затем еще один – на пятьдесят. Я – астматик и понимала, как тяжело дышится при таком малом количестве кислорода. Вдох, тридцать секунд, выдох. Вдох, сорок секунд. Выдох. Вдох, тридцать восемь секунд. Мы гадали, есть ли тут какая-то зависимость. Мы ждали. Когда мама сделала вдох и мы досчитали до шестидесяти пяти, Дорри заплакала. Робин прижалась лицом к маминой щеке. В комнату вбежал Дьюк с полотенцем на плечах.
– Мамочка, не плачь! Ну не плачь, пожалуйста!
Я обняла и поцеловала своего семилетнего сына. Неужели это конец? Дьюк отвязал шарик с надписью “Поправляйся” и поднес его к маминому лицу:
– Поправляйся, бабушка! Видишь, что тут написано? Поправляйся.
И мама, словно услышав его, не умерла.
А просьба Дьюка заставила меня вспомнить другие смерти в нашей семье.
Майк Карр, мой двоюродный брат, умер в 1962 году, когда ему было четырнадцать лет. Мы всей семьей поехали на его похороны. Отпевали Майка в церкви современной постройки в пригороде Гарден-Гроув в Калифорнии. Мы сели неподалеку от тети Марты. Она не плакала, но была совершенно на себя не похожа. Она была просто не в состоянии переварить то, что произошло. Тетя Марта никогда уже не была такой, как прежде. Что-то в ней сломалось навсегда. Речь священника изобиловала цитатами из Библии. Никто не упоминал тот факт, что Майк случайно застрелился из ружья после того, как наелся кислоты в Сиэтле.
Следующим умер Эдди – муж тети Сэди. Бабушка Холл ненавидела Эдди и спустя тридцать лет после свадьбы убедила-таки Сэди вышвырнуть его из дома. Бабушка вообще считала, что “мужики не имеют никакого значения”. Эдди и Джордж были слабаками – иначе бы не липли так к сильным женщинам. На момент смерти Эдди, который умер в своем летнем домике у озера, у них с Сэди сложились вполне нормальные отношения. Эдди завещал жене и сыну, моему кузену Чарли, все свои картины, которые он раскрашивал по номерам.
Джордж, бабушкин квартирант, запомнился тем, что всегда дарил нам, детям, отличные открытки. На них были изображены разные деревья, на которых росли монетки общей стоимостью в доллар. Мы называли их “открытки из денежных деревьев”.
Джордж был художником и маляром. Он входил в профсоюз художников, который каждое Рождество устраивал грандиозный праздник, с гигантской елкой и кучей подарков для детей. На празднике ведущий с большим серебристым микрофоном с длинным шнуром спрашивал детей, кто хочет подняться на сцену и спеть песенку. Я очень хотела оказаться на сцене и спеть, но ужасно трусила. Помню, какое-то время я мечтала, чтобы папа тоже стал членом этого профсоюза. И чтобы он умел танцевать и говорить смешными голосами, как Джордж, или показывать карточные трюки.
Бабушка никак не комментировала состояние здоровья Джорджа, когда тот вдруг страшно похудел. А когда однажды он упал и умер, она не проронила ни слезинки.
– Он мне за всю жизнь ни цента не дал, – сказала она и больше о Джордже не вспоминала.
Услышав это, я вспомнила о всех открытках, которые мне подарил Джордж. Жалко, что я потратила все центы, которые он в них вклеил. Могла бы сейчас отдать их бабушке, чтобы она так не злилась на Джорджа. Он ведь умер, нехорошо злиться. Я уверена, что Джордж с радостью отдал бы бабушке все, что мог, если бы она этого захотела. В конце концов, он всегда очень старался вовремя платить за аренду. Я не понимала бабушку. Почему ей не грустно? Странно как-то и нехорошо. Бабушка была холодной и безразличной, совсем как ее дом на Рэйндж-Вью-авеню.
– Девяносто три – это немало. Но какая разница? Сэди-то уже умерла, – говорила бабушка Холл. – А больше-то ничего у меня и не осталось. Я тебе вот что скажу. Переживать из-за смерти очень глупо, хотя многие из-за этого прямо все трясутся. А мне кажется, Дайан, что не надо тут мудрить – а то перемудришь так, что из ушей дым пойдет. Я все думаю о кардиостимуляторе Сэди. Хреново он работал, вот что. У Сэди кнопочка была такая, которой он управлялся, и она все время с ней возилась. Крутила ее, вертела. Потом вдруг начала вести себя не так, как обычно, и продолжалось это около недели. А я и внимания не обратила. Потом однажды пошла в магазин, возвращаюсь – а она мертвая лежит. В розовом платье. Наверное, надела его, чувствуя, что пришло ее время. Нехорошо так говорить, но Сэди из чересчур предсказуемой смерти попыталась сделать какой-то прям детектив.
Доктору Ландау диагностировали болезнь Альцгеймера. Она сказала, что уходит на пенсию, но со мной все равно видеться будет – у себя дома, в квартире на пересечении Девяносто шестой и Мэдисон-авеню. В нашу последнюю встречу она начала мне рассказывать, как они с ее мужем Марвином бежали из Польши перед вторжением гитлеровских войск, и вдруг перешла на незнакомый мне язык. Она говорила что-то, говорила, а я кивала и делала вид, будто все понимаю. Но доктора Ландау, даже больную Альцгеймером, не так-то просто было обвести вокруг пальца. Она посмотрела на меня, как будто вдруг поняла, что я притворяюсь. Я и впрямь притворялась, но что мне оставалось делать, если я ни слова из ее рассказа не понимала? Я попыталась ее как-то утешить, но бесполезно. Наконец доктор Ландау так разнервничалась, что начала показывать на меня пальцем и кричать в полный голос. Появилась медсестра и поспешно увела ее. Доктор Ландау, как и Мэри Холл, не оглянулась. Мы не попрощались, и больше я ее никогда не видела.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments