Последний поход «Графа Шпее». Гибель в Южной Атлантике. 1938-1939 - Майкл Пауэлл Страница 54

– Извини за настырность, но почему твоя красотка в тюрьме?

– За покупку контрабандных немецких фотоаппаратов у моряков «Графа Шпее» и попытку продать их сеньору Усы по двести песо за штуку, – холодно объяснил Рэй Мартин. – Ему пришлось выбирать между любовью и долгом, но, могу с радостью сообщить, долг победил. Конечно, Лангманн пойдет к Гуани и заявит протест, в конце концов, эмбарго будет снято и мадам Х освобождена, только не им, а мною, но все это потребует времени. А мы пока успеем придумать что-нибудь новое. А ты пока подсуетись и навести французского консула. Пароход с мясом должен уйти в 18:00.

Пока шли эти партизанские стычки, на «Графе Шпее» готовились к погребальной церемонии. Все тяжелораненые, а их было около пятидесяти человек, уже были перевезены на берег и лечились в больницах Монтевидео. К делу подключилась вся немецкая колония – до единого человека, – и за молодыми матросами ухаживали лучше, чем за собственными детьми. После ухода «Графа Шпее» все они, конечно, были интернированы, но это было великодушное интернирование. Молодость немецких моряков вызвала удивление и жалость в Уругвае. Хотя в войнах сражаются молодые, не они являются зачинщиками, и когда военные действия завершились, многие из этих мальчиков остались в Уругвае, обретя там новую родину. Тем вечером тридцать шесть их мертвых товарищей должны были быть похоронены на британском кладбище, где для этой цели выделили на время войны специальную площадь. Длинные ряды гробов, покрытых нацистским флагом, были доставлены лихтерами на берег в сопровождении почетного караула. Собралось много людей, и огромные черные катафалки, в испанском стиле украшенные коронами и крестами и блестели на солнце, словно эбонит, казались мрачными островами в море людских лиц. Волнение и симпатия толпы усилились, когда буксиры начали привозить с линкора сотни молодых матросов, прибывших, чтобы проводить своих товарищей в последний путь. Они выглядели очень юными и трогательными – в белых шапочках, белых рубашках с черными повязками, синих брюках и черных ботинках. Затем на берег сошли капитан Лангсдорф и офицеры корабля. Все они были в парадной форме и с кортиками на поясе. Немцы получили разрешение проследовать до кладбища процессией, которая и была организована прямо на причале. У каждого засыпанного цветами гроба маршировало по шесть матросов, а между ними – по одному старшине. Сотни уругвайцев, имевших немецкие корни или просто симпатизирующих этой стране, присоединились к процессии или собрались на кладбище. А тысячи людей, мужчин и женщин, не имевших ни пробританских, ни пронемецких симпатий, но искренне сочувствовавших людскому горю, уважавших отвагу и молодость любой национальности, выстроились вдоль улиц, по которым проходила процессия. Конечно, были и обычные любопытные, такие есть всегда.

Даже в подготовке к похоронам не обошлось без пропагандистских расчетов. Было сделано все, чтобы вызвать сочувствие населения. Повсюду виднелись пронырливые фото– и кинорепортеры. Но под руководством Лангсдорфа церемония с первого до последнего момента велась с достоинством и хорошим вкусом. Только позже, когда нацистская пропаганда наложила руки на фотографии и репортажи, появилась клевета, грязь, ложь. В тот день в Монтевидео не было лжи, не было ненависти. Немецкие моряки думали только о своих погибших товарищах. Зрители были очень тронуты, заметив, что в процессии идет большая группа британских офицеров торгового флота, которые были пленными на «Графе Шпее». Капитан Дав, капитан Стабс и многие другие пришли потому, что таково было их желание. Они сами были моряками и хотели отдать дань уважения юным морякам, с которыми долгое время находились на одном корабле и которые погибли, выполняя долг перед своей страной. Решение прийти на похороны нигде не обсуждалось. Бывшие пленные ни с кем и ни о чем не договаривались. Никто ничего не организовывал. Просто один моряк спросил у другого: «Ты пойдешь?.. Я тоже… Возможно…» И вот все они стояли на британском кладбище, маленькая группа мужчин, уважавшая погибших. Те, кому удалось после всех превратностей судьбы сохранить парадную форму, были в ней. Остальные, среди них капитан Дав, надели обычные костюмы. Доктор Геббельс, уже поведавший миру историю об использовании англичанами в сражении на реке Ла-Плата отравляющих веществ – снарядов с ипритом, после похорон распространил слух о том, что британские моряки плевали на могилы павших немецких матросов. Но в тот день, когда британские офицеры стояли рядом с Лангсдорфом у открытых могил, никому не было дела до бредовых измышлений свихнувшегося параноика. Людьми владела только грусть и чувство общности друг с другом, объединяющее все народы на земле.

Внешний облик и личность Лангсдорфа, как обычно, произвели сильное впечатление. Вместе с офицерами он шел в конце процессии, предоставив почетное место погибшим морякам. После церемонии он сел в машину немецкого посла и уехал в посольство, где в течение нескольких часов шло совещание.

Как и предсказывал Рэй Мартин, Лангманн устроил бурную сцену в кабинете невозмутимого доктора Гуани, упрекнув уругвайского министра в пробританском и антигерманском настрое его подчиненных, из-за которого затягивается ремонт. Он потребовал немедленно снять эмбарго на оборудование и материалы, которые были доставлены как раз для того, чтобы уложиться в лимит времени, им же, доктором Гуани, и установленный. Маленький министр, желающий как можно скорее избавиться от «Графа Шпее», пообещал лично поговорить с начальником таможни. К вечеру листовой металл был освобожден, но не успел доктор Гуани облегченно вздохнуть, решив эту проблему, ему доложили, что срочной аудиенции требует французский посланник. Тот сообщил, что, поскольку французский рефрижератор «Котэ Дазур» вышел в море из Рио-де-Жанейро сегодня в 18:00, французское правительство обращается с просьбой к уругвайскому министру иностранных дел задержать выход в море «Графа Шпее», если потребуется, силой, до истечения двадцати четырех часов после ухода торгового судна. Это, как его превосходительству, безусловно, известно, соответствует положениям Гаагской конвенции и т. д. и т. п.

Утомленный и встревоженный Гуани ответил, что, насколько ему известно, у немцев нет намерения отплыть в течение ближайших двадцати четырех часов, но, если бы таковые и были, он не обладает возможностями задержать линкор. Это правда, что у борта «Графа Шпее» находится уругвайский патрульный корабль, но моряки всего лишь наблюдают, чтобы не было никаких технических нарушений соглашения. Однако, к немалому удивлению министра иностранных дел, месье Жантиль особенно настаивал, чтобы капитана Лангсдорфа проинформировали об изменении ситуации, и что Уругвай будет являться ответственным за любое нарушение правила двадцати четырех часов. Гуани оставалось только недоуменно пожать плечами и отправить требуемую ноту в немецкое посольство для препровождения капитану «Графа Шпее».

– Хорошая работа, – одобрил Мартин, когда вечером в его наблюдательном пункте появился Маккол. – Значит, сегодня они не могут уйти, не нарушив закон. Завтра в это же время мы отправим судно «Хаулдер-лайн», а в воскресенье в 13:00 – зерновое судно. Если Гуани сделает свою работу, Лангсдорф останется здесь до понедельника. К этому времени мы придумаем что-нибудь еще. Единственная проблема – к понедельнику закончатся готовые к выходу суда. Тебе следует озадачить Джонстона, пусть подыщет что-нибудь подходящее в Буэнос-Айресе.