Ночь длинных ножей. Борьба за власть партийных элит Третьего рейха. 1932-1934 - Макс Галло Страница 54

В пансионате «Ханзельбауэр» все еще спят. Двери грубо распахиваются ногами, некоторые из них слетают с петель, и эсэсовцы с револьверами в руках, громко крича, рассеиваются по всему дому. В полутьме изумленных штурмовиков, не успевших еще до конца проснуться, пинками и руганью выгоняют в коридор. Граф Шпрети, мюнхенский штандартенфюрер, не успевает даже подняться с постели. Его, полуодетого, вытаскивают оттуда и, осыпая грязными ругательствами, выпихивают в коридор. В другой комнате эсэсовцы обнаруживают в постели Эдмунда Хайнеса – молодого штурмовика, которого он оставил у себя на ночь. Геббельс позже отмечал: «Это было отвратительное зрелище, от которого меня чуть не стошнило». Хайнес, оскорбленный, арестованный и предупрежденный о том, что в случае неповиновения будет убит на месте, все-таки пытается оказать сопротивление. Тогда Брюкнер ударом кулака валит его на пол. Хайнес никак не может понять, что происходит. «Я ни в чем не виноват, – кричит он Лутце. – Вы же это прекрасно знаете. Помогите мне, я ни в чем не виноват». Но Лутце коротко отвечает: «Ничем не могу вам помочь».

Шум в коридоре неожиданно стихает. Гитлер и несколько эсэсовцев останавливаются у двери в комнату Рема. Фюрер держит в руке револьвер. За тонкой деревянной перегородкой лежит его старый товарищ, его прошлое, часть его собственной жизни, которую он должен будет сейчас отсечь. Полицейский стучит в дверь, но тут Гитлер начинает бешено колотить в нее, а когда Рем спрашивает, кто там, называет себя. Руководитель штаба СА открывает дверь, и Гитлер врывается в комнату, выкрикивая оскорбления, обвиняя Рема в предательстве, угрожая ему и снова крича об измене. Рем стоит, голый по пояс, его красное лицо опухло ото сна, а на дряблых щеках отчетливо видны следы шрамов. Сначала он молчит, но потом, постепенно приходя в себя, начинает протестовать. Гитлер все кричит, обвиняя Рема в наглости, а потом заявляет ему, что он арестован. После этого фюрер бежит в другие комнаты арестовывать других, оставив эсэсовцев охранять Рема, который, лишившись власти, превратился в простого неуклюжего толстяка, с трудом одевающегося под насмешливыми взглядами эсэсовцев. В другой комнате арестовывают штандартенфюрера Юлиуса Ула. Позже, рассказывая о разгроме СА, Гитлер заявит: «В своих рядах они выбрали человека, который должен был убить меня. За несколько часов до своей смерти штандартенфюрер Ул признался, что готов был выполнить такой приказ».

Арестованных, одного за другим, заталкивают в подвал, где их охраняет усиленный наряд эсэсовцев и агентов политической полиции Баварии. Гитлер, Геббельс, Лутце, Брюкнер, Морис и Дитрих выходят в сад, который разбит на берегу озера. Озеро перерезает бледная полоса света; ветерок гонит по нему легкую рябь. Стоит тишина, вокруг растут высокие деревья, мох и трава, покрытая росой. Геббельс смеется, а эсэсовцы начинают громко разговаривать. В их голосах слышится радость людей, достигших желанной цели с гораздо меньшими затратами, чем они предполагали. Гитлер стоит в гуще людей и молчит. Он слушает, как его соратники обсуждают подробности ареста штурмовиков. Гитлер молчит. Он разыграл свою партию и победил. Напряжение постепенно спадает. Но Гитлер понимает, что игру надо довести до конца, – о полной победе можно будет говорить только тогда, когда все его враги будут мертвы.

Неожиданно раздается звук автомобильных моторов. Геббельс вспоминает этот момент так: «В эту минуту из Мюнхена прибыла штабсвахе, личная охрана Рема. Гитлер велел ей возвращаться назад». Эти два скупых предложения свидетельствуют о том, что все еще могло повернуться по-иному. Штурмовики из штабсвахе безраздельно преданы Рему и готовы защищать его до последнего вздоха. Вооруженные до зубов, они спрыгивают с грузовика. Их офицеры с изумлением глядят на эсэсовцев и на пансионат «Ханзельбауэр». Они еще не знают, что их командир Юлиус Ул арестован и сидит в подвале вместе с Ремом. Они топчутся на месте, не зная, что делать. Эсэсовцы в наступившей тишине тоже смотрят на них. Момент критический. Гитлер делает несколько шагов к штурмовикам. Среди всех этих вооруженных людей он – высшая воля и власть. Офицеры СА салютуют ему. Гитлер начинает говорить; голос его с каждым словом становится все крепче и увереннее. «Я – ваш фюрер. Вы подчиняетесь мне. Возвращайтесь в Мюнхен и ждите моих указаний». Офицеры СА обмениваются взглядами и забираются в грузовик, который медленно уезжает. Еще несколько минут слышен звук его моторов, но потом снова наступает тишина.

Никто не говорит о появлении штурмовиков, но и смеха больше нет. Все молчат. Раздаются команды, и пленников – Ула, Шпрети, Рема и их товарищей – заталкивают в машины. Хлопают дверцы, в хвост колонны пристраивается грузовик с эсэсовцами из лейбштандарта. Гитлер садится в первую машину, занимая свое место рядом с шофером, и дает сигнал отправляться.

Ярко светит солнце. Озеро уже почти полностью освещено его лучами. Ветерок стих, и вода теперь гладкая, как стекло. Воздух кажется неподвижным, как это часто бывает летом в горах сразу же после рассвета, еще до того, как жара приведет природу в движение. Машины снова едут по берегу озера, но на этот раз Гитлер жестом приказывает повернуть в другую сторону. Они вернутся в Мюнхен по южному, а не по северному берегу, объехав Тегернзее кругом. Гитлер осторожничает. Отъезд охраны Рема его не успокоил. Вдруг штурмовики вздумают вернуться в пансионат и наткнутся на колонны машин со своими арестованными руководителями! Если ехать по южному берегу, то шансы встретиться с охраной Рема уменьшаются. Офицеры этой охраны, наверное, очень встревожены и растеряны. Им все могло показаться странным: и присутствие в пансионате Гитлера в такую рань, и вооруженные эсэсовцы, и пустое с виду здание «Ханзельбауэра». Гитлер не ошибся – штурмовики и вправду решили остановиться между Висзее и деревней Гмунд, но колонна с арестованными проехала по другому берегу.

Висзее, Роттах-Эгерн, Тегернзее – все эти маленькие городки постепенно просыпаются. Недавно пробило семь часов, и, проезжая через них, колонне пришлось сбавить ход: узкие улочки перегорожены фургонами, которые развозят по лавочкам продукты и товары. Как велик контраст между колонной черных машин, во главе которой едет сам канцлер рейха, колонной, полной вооруженных людей, которые везут на смерть своих бывших товарищей, колонной, которой управляет сама история, и простыми людьми, стоящими у дверей своих магазинов, разгружающими ящики, развязывающими пакеты, завтракающими под деревьями и не подозревающими, что мимо них только что проехали сам фюрер и их собственная судьба! Они не видят Гитлера, они и представить себе не могут, что он может ехать по их городу во главе конвоя. Гитлер тоже не видит их – этих неведомых ему отдельных частиц, из которых состоит немецкий народ. Он поглощен мыслями об операции, которая соединяет воедино разные моменты его жизни и от которой зависит его судьба. Он лично заинтересован в ее успешном завершении, так же как и в тот вечер 8 ноября 1923 года, когда с револьвером в руке он перебил речь президента Баварского совета и, вскочив на стул и выстрелив в воздух, крикнул: «Национальная революция началась!» Правда, в те дни он проиграл.

Колонна снова проезжает деревню Гмунд. Озеро осталось позади, и дорога идет через лес, к тому месту, где она соединяется с Мюнхенским шоссе. Гитлер отдает приказ снизить скорость – здесь они могут встретиться с руководителями штурмовиков, которые едут в Бад-Висзее на встречу с ним. Их надо перехватить. Часть машин поворачивает влево, перегородив дорогу на Висзее. Геббельс позже вспоминал об этом моменте: «Когда они [штурмовики] достигли контрольного пункта, их машинам было велено остановиться, а сидевших в них подвергли быстрому допросу. Тех, чья вина не вызывала сомнений, сразу же арестовали и отдали под охрану эсэсовцев, ехавших в нашей колонне, остальным же было приказано присоединиться к нам и возвращаться в Мюнхен».