Смутное время. Марина Мнишек - Нина Молева Страница 54

Пугал? Нет, о ней же думал. Чтобы с силами собралась, чтобы на одну себя рассчитывать стала.

Предупредил: король тебя советами, указами не оставит. Ничьей воле не подчиняйся. О себе думай. И о семье. Братья подрастут — в Париже выучатся, к себе возьмешь, на высокие должности государственные назначишь. Со своими легче станет — не предадут, хотя…

Замолчал. Догадалась, всякое в жизни бывало. Главное — богатства копи. О себе отдельно от мужа заботься. Что удастся, в отцовский дом отсылай. Здесь надежней. Если что…

Надежней… Решила няньку, пестунку свою, с собой забрать. Хоть один челрвек о ней самой подумает. Или тоже «нет»? И думать не надо!

Матушка совсем плоха. Как ни силилась, встать не смогла — чтобы в обручении участие принять, подарки, как положено, именем невесты забрать. Как ни просила — только рукой махнула: оставь, цуречко, вряд ли свидимся. Сама свое счастье вымолила, сама им и пользуйся.

На свадьбах принято желать: совет да любовь. Матушка даже на ложе приподнялась: так то у холопов — не у нас, высокородных, не у нас! Нам привыкать надо. Себя унимать. Сама видишь, как я…

И что тебе за то пришло, матечко? Сказать не сказала — про себя подумала. Как белого воску свеча, прозрачная стала. В губах ни кровинки. Благословить — силы нету руку поднять. «Марыню! Цуречко моя! Наиукоханьша моя… Пусть пан Бог тебя в своей опеке имеет. Пусть здоровья и сил не лишает… Пусть…» Голову на подушки откинула. Веки сами закрылись.

Жалко. Еще как жалко. Но ведь у каждого своя жизнь. Проживать ее самому надо. Вот епископу и прелату одеяния фиолетовые решено одеть. Это почему же? Почему не алые? Узнать надо. Поспешить. Может, для того, чтобы перед королем унизить?

Отец рассказал: на аудиенцию королевскую посол Власьев на 200 конях прибыл. Что Рынок — улицы соседние запрудили! Одежды на после королю не снились. Будто бы не всякий в них устоять может от множества драгоценных каменьев, тканей парчовых, атласов да бархатов. В часовню в доме Монтелушш прошел — посла уже там его королевское величество, королевна Анна шведская и королевич Владислав ждали. Посол Власьев, по русскому обычаю, королю Зигмунту поклонился, а тот и шапки не снял, не пошевелился. Зато королевич Владислав шапку скинул. Посол недоволен остался: раз представлял он царскую персону, значит, и наш король поклон ему отвесить должен был. Прав, прав посол: должен был!

Платье подвенечное сама себе выбирала. От посла отмахнулась: какая там московская мода! Какое русское одеяние царское! Не для того царицей становятся, чтобы чужую волю творить. Пусть будет по французской моде. Белое парчовое. Сплошь жемчугами крупными расшитое. В косах, на плечи спадающих, нити жемчуга и драгоценных каменьев. На голове корона. Еще посмотрим, сумеет ли король Зигмунт Констанции Ракушанке такое построить!

Когда ясновельможные паны Станислав Миньский, воевода Леньчицкий и Миколай Олесьнецкий, каштелян Малогосский под руки взяли, чтобы в часовни ввести, думала — сердце оборвется. Королева! Еще несколько минут — и королева…

Посол Власьев короткую речь сказал. У отца от имени московского государя Дмитрия Ивановича о руке дочери попросил и о благословении отцовском. Два отрока московских ловко ковер расстелили шелковый, красоты необычайной, на него мы и вступили с послом. Епископ Мачиевский обряд начал. О таинстве святого причастия сказал. К Власьеву с вопросом обратился: не давал ли кому царь московский брачного обета?

Ничего посол не сказал. Никакого ответа не дал! По толпе придворных шум пошел: давал кому-то, выходит? Почему молчит дьяк? А Власьев: не было такого вопроса в договоре, так и ответа на него быть не может. Не за себя, мол, отвечает, протокол посольский блюдет и нарушить его не позволит. А кабы царь Дмитрий Иванович кому жениться обещался, так его, посла, сюда бы не посылал.

Епископ заторопился. Хор и капелла вступили. Посол и вовсе вскинулся: не буду епископу отвечать! Мое дело от имени царского с невестой одной говорить — не с попами чужими. Еле уговорили.

А может… может, все не так просто с ответом посла? Отчего отец побагровел весь? Отчего шляхта пересмеиваться начала? На невесту поглядывать?

Почудилось… Или знали что? Отец ответа боялся? Спросить! Спросить бы, что там в Москве. Почему никакого письма ей самой — ни грамоты царской не написал царь. Отец говорил: не должен. Утешал? Своего добивался? Нрава дочернего испугался?

Посол Власьев из рук своего придворного ларец принял. Из ларца — кольцо обручальное диковинное. С бриллиантом в лесной орех — поверить трудно. Засверкал — зажмурились все. На палец невесты надел — как влитый. Словно для Марины Мнишек ювелир над ним трудился. Размер угадал. От ясновельможного отца для московского государя епископ перстень принял. Посол — надевать на свою руку не дал: не вольно царские вещи подданным носить. Не вольно, даже брать. Перед епископом тот же ларец раскрыл — туда и легло кольцо. Афанасьев ларец на ключ закрыл, трижды повернул, себе на шею на цепи золотой повесил — для бережения.

Не позволил и руку свою епитрахилью с невестой связать. Как епископ ни настаивал, ладонь платком белым обернул, чтоб не дай Бог государыни своей новой не коснуться: не дозволено на Руси. После церемонии тут же мне в землю поклонился, как царице. И сын его тоже.

Из часовни в залу столовую пошли — впереди царица Московская и Всея Руси Марина Юрьевна, за ней королевна шведская Анна, Афанасий Власьев и сорок придворных московских с дарами для государыни. Не смогла матушка с постели встать — вместо нее бабка, воеводина Львовская Тарлова, подарки приняла, каштелян Малогосский Миколай Олесьнецкий от имени государыни царицы благодарность выразил и государю Московскому и матери его царице-иноке Марфе. Только когда подарки расставили, в залу король Зигмунт с царевичем Владиславом вошли. И было им, как и всем остальным, чему подивиться.

Прежде всего часы — восьмое чудо света: слон с золотой башней на спине. Каждый час слон в бубны бьет, в трубки и флейты дует, пока башня кругом себя повернется. Затем Диана золотая на олене и пеликан, сердце свое раздирающий. Еще одни часы — павлин с хвостом распущенным, на котором циферблат в виде знаков Зодиака изображен: тень от короны павлиньей на часах время показывала. Тканей, мехов, ковров — без числа.

За стол садиться стали — король на первом месте, справа от него государыня Московская, слева королевна Шведская и королевич. Напротив — епископ Мачиевский и нунций Рангони.

За другим столом — сенаторы, Афанасий Власьев с сыном и самые знатные из московитов.

В другой зале — дворяне королевские польские и московские. На королевском столе посуда вся золотая, на остальных серебряная.

И снова с послом одни раздоры. Сесть не сел. Государыне своей прислуживать отказался. Мол, нет в Москве такого обычая простым подданным с государями вместе трапезовать, тем паче, не дай Господь, супруги государевой ненароком коснуться.

Как король ни просил, наотрез на своем стоял. Ему-де одной чести при столе царском присутствовать достаточно. Спорить не время — король плечами пожал: твоя, посол, воля. На государыню Московскую поглядел. Поняла: трудно будет. Господи, как трудно! На своем настоять? Да разве такому Власьеву прикажешь! Только государя своего послушает. А государь? Захочет ли московитов переламывать или сам у них на поводу пойдет? Глядишь, и супругу в тереме закроет, как сказывали, всех цариц испокон веку закрывали. Так, может, здесь за любого шляхтича выйти лучше было? Поздно…