Нерон. Царство антихриста - Макс Галло Страница 54

— Платон говорил: тирана можно излечить, только убив его. Никогда не забывай этого. Нерон жив, и тебе не победить его. Остается либо умереть, либо служить ему, либо бежать.

Он сжал мою руку.

— Я хочу, чтобы ты жил, Серений. Мудрый человек принимает смерть, но не ищет ее.

Я соглашался с ним, но не уезжал. Я хотел быть рядом с учителем в его последние дни. Сенека встречал свою судьбу безмятежно и даже с некоторым облегчением.

— Я так долго живу, — шептал он. — Мне, человеку, который всю свою жизнь делал только то, что, по его мнению, должен был делать, сожаления не к лицу. Единственное, чего я опасаюсь, это того, что мое имя впоследствии свяжут с заговором этих жалких людей. Я хочу, чтобы ты жил и свидетельствовал: Сенека не участвовал в планах Пизона.

Богатый, обладавший красивым голосом и желавший сменить Нерона на императорском троне Пизон был слабым человеком, хотя ловко прятал свой страх за величественной осанкой.

Когда Натала и Сцевина схватили, он не отважился поставить на кон все, обратиться к армии и попытаться перетянуть ее на свою сторону, рискуя жизнью, которая в любом случае была потеряна, поскольку заговор провалился. Не исключено даже, что с помощью трибуна Флава, центуриона Аспера, других офицеров, ненавидевших Тигеллина, они сумели бы заставить префекта Фения Руфа признаться в участии в заговоре. И партия, возможно, была бы выиграна.

Пизон не посмел. Он заперся на своей вилле. Ждал, когда преторианцы — Нерон отбирал их среди молодых солдат, опасаясь, что старые воины тоже могут быть участниками заговора, — придут и объявят, что он должен умереть.

Пизон добавил несколько фраз к своему завещанию, постыдно льстивших Нерону, надеясь, что его жену, известную своей красотой, пощадят. После этого он вскрыл себе вены.

Теперь настала очередь Сенеки.

41

Я не держал учителя за руку, когда кровь, вытекая из ран, уносила с собой его жизнь. Это моя боль и мое страдание. Я не помог ему перейти черту. Я не знаю, что выражал его последний взгляд — надежду или ужас. Или ничего.

Свидетели его долгой агонии описали мне все в подробностях, передали его жесты, слова. Мне рассказали о мужестве, ясности мысли, иронии и даже, понизив голос, о некотором волнении. Что за ним скрывалось? У меня есть лишь одно объяснение, которое я нашел в последнем письме, написанном моим учителем.

Когда гонец из Рима передал мне его, Сенеки уже не было в живых.

Вот что он написал:

Мой конец уже близок, дорогой Серений, и это не страшит меня.

Боги сделали мне подарок, позволив выбрать способ ухода и время встречи со смертью. Я верю, что на это у Нерона хватит великодушия.

Моя смерть для него столь желанна, что я уверен — он согласится, чтобы я отправился на встречу с ней без посторонней помощи. Смерть придет за мной. Она уже пришла за его матерью, братом, супругой. Теперь в этом списке появится имя человека, который учил и воспитывал его. Он не сможет отказаться от этого наслаждения — от свободы, вкус которой он уже ощутил, свободы жить без свидетелей своего детства.

Я пишу тебе из своего дома на Аппиевой дороге, в четырех милях от Рима. Нерон дал мне возможность уехать сюда. Моя смерть будет менее заметна, и он объявит о ней, когда захочет. И даже сможет оплакивать ее, утверждая, что меня убила болезнь. Он любит играть такие роли и умеет прятать под фальшивыми слезами жестокую маску убийцы.

Я ухожу из жизни без сожалений.

Сегодня в полдень я видел на полупустой арене в городе Парус, что недалеко от моего дома, как обнаженных людей заставляли убивать друг друга. Немногочисленные зрители вопили от восторга, как будто это смертоубийство, не прикрытое бутафорскими касками и доспехами, возбуждало их еще сильнее.

Представь себе, дорогой Серений, незащищенную плоть и струящуюся по ней кровь.

Мне, как и тебе, все это слишком хорошо знакомо. Но сегодня утром, возможно, потому, что смерть уже совсем рядом, эти дикие игры поразили меня сильнее обычного.

Тот, кто вышел победителем из драки с хищниками, остается на арене, чтобы сражаться дальше. Здесь только один победитель — смерть. Она предстает в виде клыков и кулаков, огня и стальных мечей, которыми вооружены солдаты, посланные добить одержавших победу в последнем бою.

Так зачем же мне сожалеть о своей смерти, приближение которой вижу?

Римом правят Восток и тирания. Того, чего я хотел для него — великодушия и меры во всем, — здесь нет.

Вот, я приготовил лезвия, что вскроют мою кожу и вены, и флаконы с ядом, чтобы ускорить дело. Но ты не должен делать то, что делаю я, Серений.

Живи столько, сколько сможешь. Сколько позволят тебе боги. Борись за то, что принадлежит тебе, и тогда время, которое у тебя отнимали или оно ускользало само, станет твоим: собирай его и храни!

Знай, Серений, все, что остается после нас, — добыча смерти. Все, кроме мыслей. Начертанное на досках или папирусе оживает в каждом читателе. Познание — это вечная жизнь, подумай об этом, Серений.

Дружески обнимаю тебя.

Я прочитал это письмо и почувствовал, что должен обнять того, кто столь многому меня научил. Через два дня я был у дома Сенеки. Но тело учителя уже сожгли без всяких похоронных церемоний, как того требовало завещание, составленное в те времена, когда он, еще богатый и влиятельный, размышлял над последними мгновениями своего пребывания на земле.

Казалось, что все вокруг меня рушится. Пошатнувшись, я хотел опереться о плечо учителя, но руки повисли в воздухе. Не осталось ни живой души, у которой я мог бы искать утешения, ни тела, по которому я мог бы носить траур, ни могилы, которой я мог бы поклониться. Лишь воспоминания и последнее письмо учителя.

Я должен был поговорить с теми, кто присутствовал при его кончине.

Первым в дом Сенеки явился Гавий Сильван, трибун преторианской когорты. Он ворвался, когда тот сидел за столом с супругой Помпеей Паулиной и двумя молодыми друзьями Барином и Петром, служившими у него секретарями. Мне случалось ревновать его к ним. Опершись руку на рукоять меча, трибун отдавал приказы пришедшим с ним солдатам: окружить дом, никого не впускать и не выпускать. Повернувшись к Сенеке, он с грубоватой почтительностью передал ему вопросы, на которые Нерон хотел поучить ответ.

Сенека улыбнулся: император, видимо, полагает, что его старый учитель подтвердит признания заговорщиков Натала и Сцевина, а также всех прочих, кто, стремясь избежать пыток, называл имена, которые хотел услышать Нерон.

Его ответ был таков: он не настолько безумен и не стал бы рисковать жизнью ради того, чтобы императорской трон занял Пизон, человек, любивший выходить на сцену в костюме трагика!