Перуновы дети - Юлия Гнатюк Страница 54

«Жалко мне вас, – качал он головой, – все ведь сойдёте в Аид! Ибо не в богах деревянных сила, а в Господе Вседержителе».

Отвечал наш жрец: «Не боимся мы ада византийского, потому как у нас есть Навь вечная, в которой нет никому наказания. Там Пращуры наши пасут Сварожьи стада, трудятся на нивах небесных и в Перуновой кузнице. Мы же дети и внуки богов своих, потому они не могут жарить нас на вертелах, как овнов, какой же отец чадо своё мучить будет? Не гневи нас, черноризец, и богов наших не погань».

«Срам вам, язычники, многобожцы, вы не ведаете, что Бог един только есть…»

«Ведаем, человече! – оборвал его кудесник. – И нет у нас многих богов – только Род многоликий. Чем же вера твоя визанская лучше нашей прастародавней? Это ты, человече, срам должен иметь, что продал веру свою грекам за пенязи, а нас не трогай… Ступай себе с миром!»

Осерчал черноризец крепко, грозить стал, что, коли по-доброму не окрестимся, княжеская дружина всё поганское наше семя изведёт подчистую. Прогнали его наши люди, да ещё пообещали, если вернётся, на дубовом суку вздёрнуть…

– Выходит, исполнил черноризец свою угрозу, – глухо промолвил дед Славута.

– Но почему? – с острой болью вскинулся Жилко. – Ведь мы никому худого не делали. Напротив, поселяне наши всей округе помогали места для рытья колодцев отыскивать, у нас, почитай, все с лозой управляться умели. Село наше так и называется… называлось… Лозоходы.

– Ты, видать, милок, из потомков кельчи [24]будешь, – определил отец Велимир.

– А кто это? – заинтересовался Светозар.

– Был когда-то такой народ, что с захода солнца в наши степи пришёл. И была та кельча вся рыжая да белая – вот как он. – Старец притронулся к волосам на голове юноши. – Воевала кельча с русами. Однако потом многим из них надоела война, не захотели они следовать за царями своими, а подались к русам и стали жить с ними в мире и согласии. И, почитай, все были кудесниками: могли травы распознавать, воду в голой степи находить и будущее предсказывать. Они восхваляли Конскую Голову, и та им говорила, будет ли зима тяжкою или лето засушливым, начнётся ли война и с какого края враги придут. И часто кельча правду рекла, так что русы знали: лепше любую кельтскую бабу спросить, чем самим загадки решать. Умели они также оборачиваться в птицу или зверя: падают на землю, бьются об неё трижды – и вот уже бегут по степи сайгаки вольные, а в небе соколы стаей летят. И не может найти их враг, видел: была тут кельча, а уже нету… Или травы волшебной накосят, в стожки сложат, за ними схоронятся, а чужаки кругом ходят, да никого не замечают. Тому волшебству пращуры наши у кельчи учились, а потом смешались между собою, и от них новый Род пошёл, который за знания их и умения «ведами» нарекают либо «венедами». А по-кельтски вроде бы «венд» означает «белый». Оно и то и другое верно. – Отец Велимир опять ласково погладил Жилко по голове. Потом посуровел и продолжил: – Оттого и погубили вас супостаты, что пуще всего боялись ведовства вашего, которое теперь бесовством нарекают. Византийской вере народ покорный, рабский надобен. А какой раб из ведуна, что поболе князя и епископа ихнего смыслит? Опасен для власти такой человек, потому и убивают нещадно…

Некоторое время все сидели в молчании, только желваки ходили под кожей.

– Ничего, одолеем и эту напасть, – промолвил отец Велимир, – коли память свою сохраним о богах, предках, о людях наших, – жрец кивнул на свежий курган, – коли сумеем передать её потомкам…

На небе догорала вечерняя Заря, пора было собираться в дорогу. Когда готовились отъезжать, Жилко подошёл к Рябому и о чём-то тихо сказал.

– Веди! – Рябой махнул рукой остальным и первым последовал за отроком, который зашагал по тропе, уводящей в лес. Обоз и всадники двинулись за ними. Отъехали недалече и спустились к реке. Становилось уже совсем темно, Жилко пристально вглядывался в обрывистый берег, из которого торчали корни деревьев, наконец определил:

– Тут…

Четверо мужчин с трудом отвалили огромное сухое корневище и сбросили его вниз. Туда же полетели камни, куски дёрна и ветки. Когда сняли тяжёлую деревянную заставу, пришлось зажечь факелы, предусмотрительно заготовленные тут же, у входа в пещеру. В их свете открылся проход, ведущий в небольшую «залу». Видимо, много лет окрестные жители брали здесь глину, прорыв глубокие ходы и целые помещения. Но теперь вся штольня была превращена в продовольственный склад, занятый кулями, коробами, бочонками и туесами со всякими припасами, предусмотрительно спрятанными людьми из селения Жилко на всякий непредвиденный случай. Теперь их больше нет. Бездыханные тела улеглись сегодня на вечный покой под земляным курганом, а души унеслись в Сваргу и радуются теперь, видя, что плоды их нелёгких трудов не пропали даром, а спасут от голода других людей, помогут мужчинам не ослабеть рукой и защитить таких же, как они, женщин, детей и стариков в часы беды и опасности.

«Как всё связано в мире – Жизнь и Смерть, – думал Светозар, вместе с другими перетаскивая припасы на повозки, где баба Ганна сноровисто ворочала и укладывала их плотнее. – Человек может и после смерти своей продолжать убивать живых либо, напротив, стать им защитой и помощью…»

Внутри пещеры стоял Жилко и передавал кули, поясняя, что в них находится. От людей, освещённых факелами, падали длинные призрачные тени, и уставшему за трудный день Светозару почудилось, что это ушедшие в Навь родичи и односельчане протягивают Жилко оттуда, из темноты, свои корзины и мешочки.

Возвращались уже ночью. Тяжело гружённые, ехали медленно, дремля на ходу. Короткая ночь минула быстро, и, когда бог Росич пролился в травы, стало светать. Светозар проснулся из-за того, что телега остановилась. Впереди он увидел Рябого, который предостерегающе поднял руку, к чему-то прислушиваясь. Светозар тоже навострил уши, но, кроме привычных пересвистов лесных птиц, ничего не определил. Ещё один знак Рябого – и телеги съехали в кусты, а люди затаились в высокой траве. Только теперь стал различим приближающийся шорох, и Светозар в очередной раз подивился острому слуху охотника.

Вскоре на лесной дороге показались пятеро всадников, ехавших спокойно и уверенно. Кто эти люди? Может, княжеские дружинники, одни из тех, что уничтожили селение Жилко? Все напряглись в ожидании. Всадники приблизились. Их вид показывал бывалых в ратном деле людей: движения точны и размеренны, чувствовалось, что каждый из них готов немедля пустить в ход своё оружие, которым они были обвешаны. Одежда, лошадиная сбруя – всё было прочно и ладно пригнано.

Внимание Светозара привлёк коренастый воин с бритой головой, которую украшал чёрный с проседью оселедец. В левом ухе блестела серьга, а на поясе висели два кривых меча – по одному с каждого бока. Юноша проникся невольным уважением к неизвестному всаднику, зная, что только весьма умелые воины владеют искусством двуручного боя. Кольчужная рубаха, матово поблёскивая в лучах восходящего солнца, облегала мощные плечи незнакомца. Широкая, под стать ладони, рукоять засапожного ножа торчала из левого голенища, за спиной виднелся лук и колчан со стрелами. Перед самой лукой седла на вороном боку коня висела ещё какая-то плоская сума.