История Византийской империи. Становление - Федор Успенский Страница 53

Учение монофизитов возникло при следующих обстоятельствах, которые здесь тем уместней выяснить, что они весьма характерны для современного излагаемым событиям общества. Основатель ереси, константинопольский монах Евтихий, по своему недостаточному образованию едва ли был в состоянии точно формулировать теорию монофизитизма. Но весьма любопытно, что учение, вышедшее из монастырских стен и идущее от весьма популярного в монашеской среде имени, распространилось, главным образом, среди монастырских общин и келий и поддерживалось, как увидим ниже, даже после Халкидонского собора, главным образом, монашествующим духовенством. Из этого прежде всего нужно вывести заключение, что в V в. монашество составляло уже немаловажную общественную силу, которая начинает играть роль не только в церковных делах и в вопросах вероучения, но также в общественной жизни. Как новой общественной силе, монашеству мы посвятим в дальнейшем особенное внимание.

Архимандрит одного из пригородных монастырей, Евтихий, находясь уже в преклонных летах, привлечен был церковным судом по обвинению в ереси. В 448 г. в Константинополе был собран архиепископом Флавианом поместный собор, на котором присутствовал, между прочим, Евсевий, епископ дорилейский. Когда закончены были текущие дела, Евсевий подал собору жалобу на Евтихия, в которой значилось, что этот последний хулит православных учителей и самого Евсевия, обвиняя в принадлежности к несторианству. «Я, — прибавлял Евсевий, — готов доказать, что он неправильно называется православным». Когда Флавиан заметил, что было бы лучше, если бы Евсевий сначала переговорил частным образом с архимандритом Евтихием и потом уже, когда бы оказалось, что он действительно впал в ересь, звать его на суд перед собором, Евсевий объяснил, что он издавна состоял в дружеских отношениях с Евтихием и не раз уговаривал его даже при свидетелях оставить свои заблуждения, но не имел успеха. Собор решил отправить к Евтихию депутатов в лице священника и диакона и пригласить его явиться для оправдания. На втором заседании Евсевий дорилейский к прежде сказанному присоединил, что Евтихий распространяет свои заблуждения и многих совратил. По его же предложению приступлено было к прочтению актов, касающихся дела по осуждению Нестория, и затем архиепископом Флавианом изложена формула исповедания веры, которую подписали все присутствующие.

Между тем посланные к Евтихию депутаты доложили собору, что он отказывается явиться на соборное заседание, т. к. дал обещание никогда не оставлять своего монастыря, что собору должно быть известно давнишнее к нему нерасположение Евсевия дорилейского, желающего и теперь оклеветать его, что, наконец, Евтихий готов присоединиться к постановлениям Никейского и Ефесского соборов и подписать их. По требованию Евсевия собор снова отправил двух депутатов к Евтихию с новым предложением явиться на собор. Но депутаты по возвращении доложили, что они с большим трудом были допущены к Евтихию, который повторил им свое первое заявление, что он по обету не может оставить стены монастыря, и что он уже стар и дряхл, и что пусть священный собор поступает по своему усмотрению и не принимает на себя труда посылать к нему третье приглашение. Выслушав это, собор отправил третью депутацию к Евтихию с письменным приглашением явиться на 17 ноября в соборное заседание под угрозой канонов, карающих ослушников. Константинопольский архиепископ употреблял все меры, чтобы не придавать делу слишком громкого значения, но Евтихий имел против себя очень настойчивого и горячего противника, о котором Флавиан раз сказал: «Неизвестна ревность обличителя, самый огонь ему кажется еще холоден по причине его ревности о благочестии. Богу известно, сколько раз я просил его не быть настойчивым!» ^[94]. С другой стороны, и упорный отказ Евтихия подчиниться желанию собора лично явиться в заседание и дать объяснение в приписываемых ему мнениях ставил Флавиана в очень затруднительное положение перед Евсевием. На новый отказ Евтихия, что он не может явиться по случаю болезни, ему дана была еще отсрочка до 22 ноября.

Последнее заседание этого собора, происходившее в понедельник 22 ноября, имеет самое существенное значение в деле Евтихия. На нем присутствовал сам обвиняемый, который так упорно отказывался представить собору личные объяснения. Когда отцы собора были уже в составе, председатель приказал дьяконам Криспину и Иовиану идти справиться, не пришел ли архимандрит Евтихий, и если его найдут около церкви или в другом месте, то чтобы пригласили его в заседание. Означенные дьяконы по возвращении доложили, что хотя самого Евтихия они не нашли, но узнали, что он идет с большим отрядом воинов, и с монахами, и с полицейской стражей. Вслед за этими словами экдик пресвитер Иоанн доложил, что Евтихий прибыл с большим отрядом воинов, и монахов, и полицейских чинов епарха претории, но что сопровождающие не согласны отпустить его в заседание, пока собор не даст ручательства за его личную безопасность, и что Магн силенциарий находится вместе с ними у ворот и желает присутствовать на соборе как представитель благочестивейшего и христолюбивого царя. Когда Флавиан дал разрешение впустить, силенциарий Магн прочел собору указ следующего содержания: «В заботах о мире, и о святой Церкви, и о православной вере, и в желании сохранить веру, боговдохновенно изложенную отцами на Никейском и Ефесском соборах, и для предупреждения соблазна в православии мы постановили назначить для присутствования в соборе превосходительного патрикия Флоренция, мужа верного и засвидетельствованного в православии».

Как ни было необычно подобное распоряжение, ставившее соборные мнения и решения по делам веры под контроль светского лица, облеченного высоким авторитетом царского делегата, тем не менее собор приветствовал этот указ многолетием и изъявил согласие на участие в соборе царского делегата Флоренция. Когда спрошенный по этому поводу Евтихий тоже не высказал возражений, собор стал продолжать расследование дела, начав с прочтения всех предыдущих актов, касающихся Евсевия и Евтихия. Когда дошли до той части второго письма Кирилла, где читается: «Исповедуем Господа нашего Иисуса Христа Сына Божия единородного, Бога совершенного и человека совершенного из души разумной (λογικης) и тела; прежде век от Отца рожденного по Божеству, в последние же дни ради нас и нашего спасения от Марии Девы по человечеству, единосущного Отцу по божеству, единосущного нам по человечеству, ибо было соединение двух естеств, почему исповедуем одного Христа, одного Господа, и по смыслу сего неслитного соединения исповедуем св. Деву Богородицей чрез воплощение и вочеловечение Бога Слова и в самом зачатии соединение с Собою воспринятого от нее храма» ^[95]. При этих словах Евсевий дорилейский сказал: «Могу уверить, этого он не признает и никогда не был согласен с этим исповеданием, но говорил и учил противоположное». Тогда патрикий Флоренций предложил спросить Евтихия: «Согласен ли он с только что прочитанными словами»? Но на это возразил епископ Евсевий: «Позвольте продолжать чтение документов, ибо мне это важно для обличения. Если бы он сейчас выразил свое согласие, то я мог бы показаться в подозрении, что сделал ложное обвинение. Между тем я доказал его виновность и свидетельствами тех лиц, которые были к нему посылаемы от собора, и вновь могу это подтвердить словами преосвященных епископов. Я боюсь его коварства, — продолжал Евсевий, — я беден, не имею средств, он угрожает мне изгнанием. У него есть деньги, и он пугает меня ссылкой в оазис». Председатель замечает ему: «Хотя бы ты тысячу раз повторял это, мы ни за что не пожертвуем истиной».