Кровавый век - Мирослав Попович Страница 53

Франция боялась усиления военного могущества и повышения мирового статуса немецкого враждебного государства, а Германия в лице кайзера и Генерального штаба боялась, что в случае европейской войны Франция первой вонзит ей штык в спину. Но мотивом для объявления войны сами по себе взаимные страхи могли быть лишь в состоянии общей политической паранойи.

Как было убедительно показано историками, ставка Германии на блицкриг была неминуемой, поскольку лишь инициатива и молниеносные решительные удары могли позволить немцам избежать поражения в затяжной войне с коалицией европейских противников. Замысел разгромить армию Франции, охватив ее левый фланг и обойдя Париж с северо-запада, был смел, но не так уже неожидан. Новым здесь был скорее элемент политический – нарушение нейтралитета Бельгии, о котором Шлиффен писал, что оно неминуемо, и выиграет тот, кто захватит Бельгию первым. Но это было чисто военное решение. Политически Германия, напав на Бельгию, навлекла бы выступление Англии против себя. Ведь Бельгия как государство стала творением английской политики, – сочетание валлонов и фламандцев могло прикрывать Британские острова перед возможным вторжением с континента.

Генерал-фельдмаршал фон Шлиффен

В конечном итоге, политические мотивы не должны были занимать Шлиффена и Генеральный штаб: функции военных заключались в выработке оптимального военного решения, а запускать в ход военную машину или нет – дело политиков. Сдерживать Великобританию должна была военно-морская мощь Германии, созданная усилиями выдающегося морского военачальника Альфреда фон Тирпица, статс-секретаря морского министерства (то есть фактически – морского министра) с 1897-го по 1916 г., а позже видного консервативно-националистического политического деятеля. По его инициативе, активно поддержанной Вильгельмом II, Германия быстро создала мощный военно-морской флот, который мог соперничать с английским. Часто описываемая история англо-немецкого морского соперничества сама по себе тоже мало что объясняет: флот не столько должен был завоевывать Германии заморские территории, сколько угрожать господству Англии на морях и особенно – на Северном море. Если бы Англия хотела уничтожить немецкие военно-морские силы, ей не нужно было ожидать мировой войны; проекты разгрома немецкого флота, пока он еще не окреп, выдвигались английскими адмиралами, но никогда серьезно не принимались политиками во внимание.

Бельгийский король Альберт награждает пилота В. Копенса

Англо-немецкое военно-морское соревнование действительно было модальной войной, которая велась на судоверфях. Создав дредноуты, английская военно-инженерная мысль упростила технические условия соревнования и тем самым дала возможность немцам успешно соперничать с военно-морским флотом Соединенного Королевства. Но финансовые ресурсы Англии были несравненно больше, чем у ее возможного противника. В результате флот оставался возможным противником на протяжении почти всей войны. Только в Ютландской битве стороны вывели значительные военно-морские силы в открытое море; немцы одержали там победу, но победу пиррову – еще одно такое сражение, и от величественного детища адмирала фон Тирпица ничего не осталось бы. Гигантские суммы, вложенные в войну на стапелях, были, казалось бы, выброшены в мусорную корзину военной истории, однако в действительности благодаря своим деньгам, артиллеристам и инженерам, без победных Трафальгаров Британия все же правила морями и в ходе войны сумела организовать успешную блокаду Германии.

Английские планы относительно войны не были ясно осознаны политическим руководством Германии вплоть до последней минуты; Вильгельм, как ни странно, серьезно надеялся, что ему удастся избежать военных действий с Англией. Советские историки писали, что Англия старательно скрывала свое стремление вступить в войну с Германией, чтобы спровоцировать всемирную империалистическую бойню; ^[114] на деле соотношение голосов пацифистов и сторонников войны в правительстве и парламенте вплоть до вторжения немцев в Бельгию было не на стороне вступления Англии в войну, даже влиятельный либеральный лидер Ллойд-Джордж склонялся к антивоенной позиции. Красноречиво убедить парламент сэр Эдвард Грей, молчаливый и замкнутый министр иностранных дел, сумел лишь тогда, когда намерения немцев пройти через Бельгию уже были вне сомнений.

При всей несдержанности и агрессивности Вильгельма II трудно представить ситуацию, когда бы был запущен в ход военный и военно-морской механизм Германии, если бы все ограничивалось угрозой на франко-немецкой границе или морским соперничеством с Англией. Однако в дело вступал российский фактор, который, в сущности, и определил судьбу всей европейской войны.

На строительстве линейного корабля «Бесстрашный» (“Dreadnoght”) – родоначальника дредноутов

Мы не придаем значения этому обстоятельству, потому что России была отведена второстепенная роль в первый, маневренный период войны, и вообще она присутствовала как будто где-то на обочине. А в сущности российский фактор решал, будет ли война и какой она будет.