Герман Гессе, или Жизнь Мага - Мишель Сенэс Страница 53

Но что бы сказал Буссе, если бы увидел теперь лицо писателя, если бы заметил, как более сурово сомкнулись его брови, сколько морщин прорезали его лоб? Любят ли его в самом деле его поклонники? «Они меня считают или героем, вроде Камен-цинда, покоряющим вершины и хватающим быков за рога, или милым любезным господином, не лишенным чувства юмора, непринужденно улыбающимся с блаженным видом». Он курит сигару за сигарой, чуть не обжигая губы, и его пальцы с желтыми ногтями перелистывают страницу за страницей поэтические сборники. Он сверяет счета, просматривает рекламные анонсы издательства, различные описи. «Мои отношения с семьей, — говорит Гессе, — ограничиваются моим денежным вкладом».

Когда ему предлагают в Берне дом, где жил его друг художник Вельти, Герман замечает лишь недостатки: «Многие вещи должны быть улучшены. Туалеты просто средневековые. Везде сырость и ветхость. Потолок местами обрушивается…» Местность тем не менее ему нравится: дом расположен на окраине города, у подножия гор, под старыми деревьями. Он принадлежал не самому Вельти, а семье бернских аристократов. И когда умер сначала художник, а потом вскоре и его жена, никто не удивился, что супруги Гессе взяли на себя выплату аренды и оказались обладателями части движимого имущества и хозяевами волчицы Зюзи, готовой подружиться с сыновьями новых жильцов.

В декабре 1912 года он пишет Людвигу Тома: «Я живу теперь в Берне с моей многочисленной семьей в сельском доме… Я нуждаюсь в хорошей музыке, живописном пейзаже, крупном городе…» И прибавляет: «И, конечно, мне необходим вокзал, чтобы иметь возможность время от времени исчезать».

Переехав, Герман и Мия стали обживать новое место, этот «дом на Мельхенбюльвеге близ Берна, расположенный чуть выше замка Виттигкофен… самым приятнейшим образом и словно бы специально для нас соединявший крестьянские и барские черты, наполовину примитивный, наполовину изысканно-патрицианский, дом семнадцатого века, с пристройками и переделками эпохи ампира… К особняку примыкал большой участок земли с хижиной, они были сданы арендатору, от которого мы получали молоко для дома и навоз для сада… За домом шумел красивый каменный колодец, с большой южной веранды, обвитой огромной глицинией, открывались за соседней окрестностью и множеством лесных холмов горы, цепь которых от Тунского предгорья до Веттерхорна… видна была целиком. И внутри этого дома было много всяких интересных и ценных вещей: старинные изразцовые печи, мебель, облицовка, изящные французские часы с маятником под стеклянными колпаками, старые высокие зеркала с зеленоватым стеклом, отражаясь в которых, ты походил на портрет предка, мраморный камин, в котором я неукоснительно разводил огонь осенними вечерами…».

Однако фотография Мии, сделанная после переезда и обустройства, красноречиво свидетельствует об ее отчаянии. Фрау Гессе сидит с отсутствующим видом, подперев голову руками, у трюмо перед большой вазой с сухими цветами, в казакине, отделанном шнуром, и в платье темного шелка. У нее не нашлось времени стереть пыль с мебели, где лежат остатки букета. Она грустна, небрежно причесана, руки скрещены на груди, лицо уставшее. «Лишь через несколько лет жена как-то сказала мне, — вспоминает позднее Герман, — что в этом старом доме, от которого сразу же, казалось, пришла, как и я, в восторг, она часто испытывала страх и подавленность, даже что-то вроде боязни внезапной смерти и призраков». Она дрожит при каждом шорохе, при каждом дуновении ветра, закрывает ставни, следит за детьми, Германом, который смотрит на нее сквозь круглые очки, и каждый день ждет дурных вестей.

Зимой Гессе заканчивает «Росхальде» и, поставив последнюю точку, так и не может ответить на вопрос, «нужно ли артисту жениться». Наверное, потому, что ответ однозначен. В замке Росхальде можно узнать дом в Берне, где в разных углах живут художник и пианистка, а их хозяйство находится в упадке. Они не расстаются лишь из-за маленького Пьера. Ребенок умирает после жестоких страданий от менингита, и это становится началом семейной агонии. «„Росхальде“, — пишет автор, — скоро будет издан, но я вижу в этой книге своего рода финальную точку. У меня такое чувство, что я должен попробовать осмелиться сделать что-то совершенно новое. Пусть теперь поздно, пусть потеряно много сил, но я не отступлюсь от борьбы за искусство». Эти строки были написаны 24 декабря 1913 года, а 29 декабря Гессе утверждает: «Я люблю мир и жизнь, и даже в боли ощущаю радость причастности космическим вибрациям. Таким может быть высшее предназначение: оправдание и преображение жизни кем-то, для кого она слишком мучительна и кто тем не менее горячо любит ее!»

Отец семейства встречает Новый год с родными. Он смотрит на старших сыновей, склонившихся над филателистическими альбомами, на Мию, берущую на руки из колыбели Мартина — младшего наследника. Над городом снег. Первый раз в жизни Герман не поехал в Кальв на новогоднюю религиозную церемонию, однако после своего азиатского путешествия поддерживает с Иоганнесом оживленную переписку. Его взгляды на восточную религию схожи с отцовскими: «Мусульманин черпает силы в неиссякаемом магическом источнике, с которым обретает связь, когда вечером падает ниц в молитве, где бы ни находился. Ощущает этот источник и буддист в прохладном вестибюле своего храма. Если мы не прикоснемся к этой истине в самой возвышенной форме ее проявления, мы, европейцы, не будем иметь никакого права на Восток».

В мартовские дни 1914 года, преодолев очередную депрессию, Гессе пишет отцу: «В последние дни, после десятилетнего перерыва, я испытал необходимость перечитать Ницше. Я не встречал образов более печальных, чем создал этот аристократ, обладавший необыкновенно тонкой внутренней организацией, который был всю жизнь невыразимо одинок и чья чуткая душа воспринимала малейшую боль». Между художником и его произведением существует тончайшая взаимосвязь. Гессе ощущает в себе ее трепет. Человек, написавший «Росхальде», где смерть ребенка знаменует собой крушение семьи, будто предчувствовал угрозу собственному дому.

Однажды весенним вечером Мартин, младший из его сыновей, почувствовал себя плохо. «Лечащий врач считает, что у него нервное расстройство», — пишет Герман сестре Адели. Мия не оставляет сына ни днем, ни ночью. Жизнь ребенка висит на волоске. Его мучает жар, он бредит, у него все признаки недомогания, которыми страдал «маленький Пьер» из «Росхальде». Писатель начал эту книгу в Баденвейлере, где основательно изучил некоторые болезни. Ученик Самюэля Френкеля, молодой Гейнеке, рассказал ему о симптомах болезни, которая стала символом романа. И вот теперь события развивались будто по роману — Мартин, как и Пьер, болел менингитом. Несколько месяцев весь дом следил, затаив дыхание, за каждым движением маленького больного. Мартин начал выздоравливать только в первые дни августа, а совершенно измученная Мия еще плотнее задернула шторы: случилось то, чего она так боялась в последнее время, — разразилась война. Фрау Гессе готовилась к худшему.

Французские и немецкие войска сходились у Рейна. В Верхнем Эльзасе французы были отброшены 7-й немецкой армией. Но, по мнению Германа, «интересы союзников были настолько противоречивы, что оставалась полная неопределенность». Многие друзья из Берна, Базеля, Цюриха были призваны в армию. Многие из Гайенхофена пали подМульхаузе.