КГБ и тайна смерти Кеннеди - Олег Нечипоренко Страница 53

ФБР «проснулось» после августовского «наступления» Освальда в Новом Орлеане — потасовки с антикастровцами, вызова на беседу агента ФБР, публичного признания по ТВ и радио своих марксистских взглядов и прокубинских позиций. Началось рутинное выяснение отношений между штаб-квартирой и отделениями в Новом Орлеане и Далласе — кто что знает о Ли Харви Освальде. Напомню, что с марта 1963 года дело на него велось в Далласе, а он активно боролся за «справедливое отношение к Кубе» в Новом Орлеане. Когда летом выяснилось, что Освальд живет в этом городе и проявляет такую активность, то вести дело поручили отделению в Новом Орлеане, но, пока раскачивались, оказалось, что он перебрался в Даллас. Тут подоспела информация из ЦРУ о контакте Освальда с советским посольством в Мехико. Эти сведения, словно пинг-понговый шарик, запрыгали между подразделениями ФБР. Обозначился интерес ЦРУ к Освальду, и ориентировка о его деятельности в Новом Орлеане попадает в подразделение разведки, занимающееся кубинскими делами, а потом — в контрразведывательную службу ЦРУ. Реакция ФБР на новые «подарки» от Освальда — письмо в советское посольство в Вашингтоне и записку спецагенту Хости в Далласе — последовала лишь после 22 ноября.

В результате напрашивается невольная аналогия с ситуацией, сложившейся в период пребывания Освальда в Советском Союзе, и его «взаимоотношениями» с КГБ. Тогда тоже он выкидывал очередной фортель, а КГБ был вынужден как-то реагировать, причем так, чтобы не «обидеть» его, поскольку с первых дней пребывания в России выкрутасы Освальда стали достоянием высших государственных сфер, и забота о его судьбе приобрела политические нюансы.

Сопоставив поведение Освальда в эти два периода его жизни, думается, можно понять, почему он, испытывая страх перед ФБР, в то же время сознательно привлекал его внимание. То, что, на наш взгляд, выглядит противоречием, для Освальда, скорее всего, таковым не является — это для него естественное поведение, вызванное индивидуальными особенностями характера (а может быть, и психики), хотя, конечно, в его странных, по нашему мнению, поступках можно усмотреть и реализацию чужого замысла.

Кстати, трудно согласиться с мнением о поведении Освальда, которое встречается в ряде исследовательских работ и даже в документах КГБ и оперативном деле на него. Пожалуй, это результат недостаточного изучения и знания его психологии. Из известных фактов жизни Освальда видно, что он существовал как бы в двух измерениях: решения земных, бытовых вопросов добивался с завидной настойчивостью и рационализмом, а пытаясь воплотить в жизнь свои политические фантазии, впадал в иррационализм, его «планы действий» носили иллюзорный характер, и попытки их исполнить могли восприниматься со стороны как алогичные поступки (включая и применение насилия). Однако в них прослеживается его индивидуальная логика, логика того мира, в который он иногда уходил, и с этих позиций поведение Освальда во многом представляется предсказуемым.

Но вернемся к взаимоотношениям ФБР и Освальда. Непосредственно соприкасаясь в 1960-е годы и позднее с организацией работы американских спецслужб по кубинской эмиграции на территории США, никак не могу убедить себя в том, что прокубинская деятельность Освальда и его заигрывания с антикастровцами весной и летом 1963 года в Новом Орлеане не нашли отражения в оперативных документах ЦРУ и ФБР.

Сомнительно, чтобы факты, которые удалось найти судье Джиму Гаррисону несколько лет спустя, не дошли до спецслужб, в тот период полностью контролировавших кубинскую эмиграцию. Если они не были документированы — странно, а если все же документированы, но хранятся в секретном фонде Национального архива США в документах названных или иных спецслужб, то странно вдвойне: чего тогда стоят ссылки на необходимость защиты методов и источников получения информации? Их зашифровка вполне обеспечивается соответствующей санацией документов, зато может быть снята неопределенность, порождающая столько слухов и спекуляций. Но, как говорится, дело хозяйское.

Далее не могу не затронуть вопрос, который составляет часть темы всей книги, но в первую очередь, на мой взгляд, относится к поездке Освальда в Мексику. Вокруг него до сих пор столько предположений, версий и спекуляций, что их число, наверное, превышает даже число теорий заговоров. Назову лишь три главные позиции: 1) человек, посетивший советское и кубинское посольства, не был Ли Харви Освальдом; 2) Освальд прибыл в Мехико для получения инструкций КГБ по организации убийства президента Кеннеди; 3) Освальд был направлен в Мексику в рамках хитроумного замысла большого заговора.

Подробный рассказ трех непосредственных собеседников Освальда в советском посольстве — так сказать, фактологическая сторона события — дан в первой главе книги. Надеюсь, что эта глава отвечает на некоторые вопросы, в частности об инструктаже КГБ, но уверен, что появятся новые, а по некоторым моментам потребуются уточнения. Поэтому хочу предложить свои комментарии к этому столь волнующему многих эпизоду.

Прежде всего о главном — был ли наш визитер далласским Освальдом. Хотя и считаю, что ответ содержится в упомянутой главе, все же постараюсь дополнить его некоторыми деталями.

Грамматические ошибки и фонетические искажения в произношении посетителя при беседе на русском языке очень схожи с ошибками, содержащимися в письме Освальда Марине, которое он написал, отправляясь на «охоту» на генерала Уолкера в апреле 1963 года.

Предъявленные посетителем некоторые советские документы были оригиналами и не производили впечатление поддельных. То же относится и к американскому паспорту на имя Ли Харви Освальда с фотографией, полностью совпадавшей с внешностью посетителя (конечно, можно заподозрить, что документы выкрадены и искусно подделаны, предоставлены самим владельцем по доброму согласию или под угрозой и т. п.).

Определение роста посетителя: у меня осталось впечатление, что он был чуть выше меня (мой рост — 172 см); Павел Александрович Яцков однозначно считает, что рост посетителя — 175–176 см. Валерий Владимирович Костиков думает, что посетитель был на несколько сантиметров ниже его (то есть ниже 179 см).

С этим вопросом тесно связан следующий — был ли посетитель советского и кубинского посольств одним и тем же лицом? Он приобрел особый смысл после того, как кубинский консул Аскуэ и сотрудница консульского отдела Сильвия Дюран вдруг заявили, что «сентябрьский Освальд» в Мехико внешне отличался от далласского Ли Харви Освальда. Приведу некоторые моменты, относящиеся к этой неожиданно ставшей спорной проблеме.

После второй, субботней (28 сентября) беседы с Освальдом Павел Яцков пытался связаться по телефону с Аскуэ, с которым был в дружеских отношениях с 1959 года, но секретарша ответила, что его нет в консульстве. Вскоре после визита Освальда они встретились, и Аскуэ по своей инициативе завел разговор о недавнем странном посетителе — американце.

— Пабло, ты зачем прислал ко мне этого шизика за визой?

— Как я мог тебе его прислать, я твоими визами не распоряжаюсь, о чем и сказал ему, когда он просил походатайствовать перед вами, — ответил Павел Яцков.

Ясно, что ни у кого из собеседников не возникло никаких сомнений в том, что и кубинское, и наше посольство посетил один и тот же человек, то есть подлинный Освальд.