Тициан - Александр Махов Страница 53

За этими двумя легендами кроется определенный, но диаметрально противоположный смысл. В случае с золотым дукатом явно читается верноподданническое желание показать, что заказ императора сам по себе для любого творца уже великая честь, ибо ему дозволено писать портрет монарха. Но отчего же так низко ценится сама эта честь, если одновременно в грубую толпу пригоршнями бросаются сотни золотых дукатов?

Не исключено, что странная история с дукатом больно задела Тициана и он был обеспокоен мыслью, что весть об этом может повредить его репутации, если дойдет до Венеции, где недругов и завистников у него хоть отбавляй. Его успокоил Аретино, который неожиданно оказался в Болонье в окружении императора и даже успел совершить вместе с ним верховую утреннюю прогулку, во время которой позабавил Карла сплетнями о нравах некоторых европейских дворов. Что и говорить, неукротимой энергии литератора, его ловкости, умению всюду поспевать, втираться в доверие можно только дивиться! Но та утренняя прогулка принесла Аретино обещанный годовой пенсион в 200 золотых дукатов. Ему удалось заверить Тициана, что им одержана первая важная победа, за которой вскоре последуют и другие. Как показали дальнейшие события, Аретино оказался провидцем.

Куда сложнее обстоит дело в случае с поднятой кистью. Сама эта история является образным отражением одной из самых передовых идей того времени, согласно которой достоинство человека измеряется не принадлежностью его к тому или иному социальному сословию, а тем, что он делает и на что способен. Часто упоминается имя Леонардо да Винчи, который, будучи незаконнорожденным, благодаря своим великим деяниям пользовался воистину царскими почестями, и перед ним склонялись в поклоне короли и принцы. В истории с поднятой кистью образно выражена столь дорогая итальянским гуманистам тенденция ставить высокоодаренную творческую личность, будь то поэт или художник, выше любого аристократа и даже монарха.

Однако болонские дела на этом не закончились. Герцог Гонзага выглядел именинником, хотя и не добился столь вожделенного присоединения к своим владениям Миланского герцогства, от протектората над которым Франция была вынуждена отказаться. Зато ему выпала честь быть в эскорте сопровождения императора до Генуи, откуда тот благополучно отплыл в Испанию. А вот его дядя Альфонсо д'Эсте не удостоился такой чести, иначе бы он показал себя, устроив трескучий фейерверк при отплытии монаршего судна.

Что и говорить, Тициан был очень признателен герцогу Гонзага за все сделанное им в этой поездке, а потому не смог отказать ему в одной его странной просьбе. Оказывается, один из ближайших сподвижников императора дон Франсиско де Лос-Кобос-и-Молина (как же длинны испанские имена!), губернатор области Леон и обладатель прочих громких титулов, влюбился, как мальчишка, в юную Корнелию из свиты графини Пеполи, в чьем величественном болонском дворце испанец квартировал в дни коронации. Был он очень важной персоной, и, как поговаривали, ему прочили пост первого канцлера, поскольку нынешний канцлер на ладан дышит.