Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941-1942 - Гюнтер Банеман Страница 53

Я сознавал, что эта стрельба, длившаяся одну-две минуты, поднимет на ноги весь гарнизон деревни. У меня оставался только один разумный выход – бежать, и бежать как можно скорее и дальше. У меня был шанс скрыться в пустыне под покровом темноты.

Миновав коридор, я выскочил из двери и, с яростью нажимая на спуск автомата, стал поливать направо и налево пулями, словно в моих руках было не оружие, а садовый шланг. Так я пересек дорогу. Пули с визгом пролетали мимо, и я понял, что несколько полицейских обогнули задний двор и вышли к фасаду дома Гуцци, открыв по мне беспорядочный огонь.

Добежав до домов на другой стороне улицы, я нырнул в ближайшую открытую дверь. Попытка выпустить еще одну очередь оказалась тщетной – магазин снова был пуст. Впереди меня слышались крики ужаса, позади с улицы – крики полицейских и винтовочные выстрелы.

Когда я вставлял новый магазин, на улицу выехала машина с ярко горящими фарами. В эту же секунду в свете этих фар я увидел двух солдат, пересекавших улицу в моем направлении. Я дал короткую очередь, и они остановились. Я не видел, попал ли я в них, или они просто залегли. Но мне было наплевать.

Пробежав по дому, я угодил на кухню, где горела лампа. Рядом с очагом, прижавшись к стене, стояла старуха. Увидев меня, она издала каркающий крик ужаса и упала в обморок.

Выскочив через черный ход, я пересек задний двор, но не был уверен, куда бежать дальше, – вокруг стояла кромешная тьма. Я видел только тусклые силуэты других домов и постарался как можно быстрее удалиться от того дома, который только что покинул.

Что-то ударило меня по горлу, перебив дыхание, но когда я растянулся на земле, то понял, что налетел на бельевую веревку, натянутую между двумя шестами.

Невдалеке позади меня продолжалась стрельба. Солдаты все еще обстреливали парадную дверь дома, в который я заходил. Я надеялся, что старуха не пострадает. Шум моторов теперь доносился отовсюду, а возбужденные крики усилились.

Встав на ноги, я как можно быстрее покинул это место. Надо было хоть на какое-то время спрятаться там, где не было солдат и света. Мои ботинки стучали по камням и хрустели по крупному песку. Эти звуки могли выдать мое местоположение.

Остановившись в тени дерева, я прислушался к движению преследователей, но не услышал ничего, кроме возбужденных голосов и стаккато автоматных очередей и винтовочных выстрелов. Значит, полицейские все еще обстреливают тот дом. Видимо, они не заметили, как я выскочил с черного хода, но вскоре они поймут, что мне удалось ускользнуть от них. Свет автомобильных фар быстро приближался к тому месту, где шла стрельба. Скоро они увидят, что птичка упорхнула.

Я находился всего в нескольких сотнях метров оттуда, но не имел никакого представления о том, куда надо свернуть и в каком направлении бежать. Сняв ботинки, чтобы мои шаги не были так слышны, я попытался представить, где находился постоялый двор Гуцци и с какой стороны я въехал в деревню. В таком состоянии я не мог рассуждать здраво, но вспомнил расположение домов на деревенской площади.

В моей голове забрезжила идея, и я продолжал движение в надежде выбраться из этого осиного гнезда. Внезапно стрельба утихла и наступила тишина. Я подумал, что мои шаги даже без ботинок слышны в радиусе нескольких километров. Нелегко было передвигаться по земле Эль-Уббы, усеянной острыми камнями.

После прекращения стрельбы снова раздались возбужденные крики, которые стали еще громче. Вероятно, мои преследователи вошли в тот дом и никого, кроме старухи на кухне, не обнаружили. Хоть она и была в обмороке, ей не было нужды объяснять им, что я убежал через черный ход с кухни.

Впереди себя я увидел низенькую глинобитную лачугу, держась от нее подальше, обошел слева и оставил позади себя. Вдруг прямо впереди меня появился свет фары. Должно быть, здесь была еще одна улица. Еще два автомобиля выехали из-за угла не более чем в двухстах метрах от меня и двигались в моем направлении.

В поисках укрытия я заметил несколько темных бугров, похожих на каменистые выступы. Сделав несколько перебежек, я достиг этих бугров, которые оказались бензиновыми бочками. За ними я и спрятался.

Через двадцать секунд лучи фар осветили бочки, и мои ладони покрылись холодным потом. Лучи пошарили раза три, затем машины уехали.

Я не смел шевельнуться, боясь, что рядом могут находиться и другие машины. Если я покину свое укрытие, то окажусь на открытой местности.

Грузовики остановились не более чем в трехстах метрах от моего укрытия. Раздались команды, отданные резким тоном, и из машин посыпались солдаты. Машины заняли позиции так, чтобы их фары освещали местность и стены дома, который я покинул.

Я видел, как другие солдаты прижались к стенам дома с винтовками на изготовку. На грузовиках прибыло не меньше двадцати пяти человек. Они выстроились в шеренгу и стали двигаться по направлению к дому, осматривая местность. Если они зайдут со всех четырех сторон, я окажусь в мешке и один автомат меня не спасет.

Наблюдая за солдатами, рыщущими в свете фар своих машин, я выскользнул из-за бочек и отполз от них. Вскоре я наткнулся на ров, за которым находилась какая-то дорога, но домов поблизости я не заметил. Я слышал, как в груди громко стучало мое сердце. Зажав оружие в одной руке, а ботинки – в другой, я стремительным броском перебежал через дорогу.

Оглядываясь назад, я видел, что солдаты почти достигли дома, но между нами теперь было уже около полукилометра.

Вокруг меня торчали каменные выступы. Скользнув за камень, я попробовал успокоиться и оценить обстановку. Бесполезно было двигаться вслепую в каком-либо направлении. Я мог наткнуться на часового, охранявшего лагерь или склад, и одного его выстрела будет достаточно, чтобы поднять на ноги весь гарнизон.

Я чувствовал сильную боль в ступнях и понял, что порезал их об острые камни, но сейчас это казалось мелочью.

Затем я вдруг увидел памятник на вершине холма. Он отчетливо выделялся на фоне звездного неба и был для меня чем-то вроде дорожного знака. Он сразу дал мне возможность определить свое местонахождение.

В этот момент рядом с домом, который обыскивали солдаты, раздался выстрел. Было ли это случайностью или ложной тревогой, но шквал огня, который за ним последовал, сделал бы честь защитникам Тобрука.

Меня это слегка позабавило, но я сразу же понял, что это дает мне шанс продолжить движение. Одно было ясно – пока стрельба слышна из города, значит, стреляют не в меня. Мне попалось еще несколько строений, но я обошел их подальше и продолжил свой путь. Затем что-то быстрое метнулось ко мне, послышался стук гравия, и я бросился на землю, пытаясь взять этот предмет на мушку, но прежде, чем я успел это сделать, оно было уже на мне. Я чуть было не начал стрелять, но вовремя сообразил, что это была обыкновенная дворняга, услышавшая мои шаги. Она подняла страшный лай, но я схватил камень и швырнул в мечущееся животное. С глухим стуком камень достиг цели, и вместо лая послышалось жалобное взвизгивание. Из дома, который я обошел, прозвучал мужской голос, и по гортанным звукам я понял, что это был араб. Пес, продолжая скулить от боли, побежал на голос. Я побежал прочь, на случай, если арабу придет в голову посмотреть, что это испугало его пса. Теперь я уже находился на некотором расстоянии от улиц и дорог. Я видел множество зажженных фар невдалеке, но ни одна машина не двигалась в мою сторону. Огни зажглись почти во всех домах. Стрельба прекратилась. Интересно – они, наверное, подстрелили какого-нибудь бедолагу, который выскочил из комнаты своей подруги и оказался изрешеченным пулями. Боль в ступнях была ужасной. К подошвам было больно прикасаться, но я не решался надеть ботинки. Скрип подкованных ботинок был слышен далеко в ночи, и я решил, что лучше идти, преодолевая боль, чем быть подстреленным каким-нибудь часовым. Через полчаса я был уже далеко от деревни. Уставший и разбитый, я уселся на землю. Я находился на вершине одного из каменистых холмов, окружавших Эль-Уббу. Колючие кусты давали хорошее укрытие, но продираться через них было несладко. Их жесткие и колючие ветки царапали и сдирали кожу.