История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий Страница 53

И великие государи смиловались и приказали выдать 196 казакам, оставленным при гетмане, по аглинскому сукну, мерой в 5 аршин; но зато велели объявить им, «что впредь их братье, запорожцам, та дача не в образец, и буде которые в тех малороссийских городах из таких же ватаг оставаться учнут, тем жалованья, великих государей в присылке из Москвы не будет» ^[301].

Как бы то ни было, но действия запорожских казаков против басурман приобрели симпатию и среди москвичей и сделались известны патриарху всероссийских церквей Адриану: патриарх Адриан за мужественный подвиг казаков освобождения из турецкой неволи православных христиан послал им благодарственную грамоту на текст: «благодарения и общения не забывайте, таковыми бо жертвами благоугождается Бог» ^[302].

Мужество запорожцев тем громче прославлялось в Москве, что сам Мазепа, выславший в это время по царскому повелению свои полки в дикие поля для защиты русских промышленников против басурман, никакого в том успеха не имел. Для той цели гетман отправил Полтавский, Гадячский, пехотный Кожуховский полки и конную Ростковского компанию и приказал им идти к речкам Кальмусу и Бердам и делать там нападение на азовских басурман. А чтобы иметь верный в том успех, гетман велел пустить рыбных и соляных промышленников впереди полков, самим же полкам скрыться у берегов названных рек «в приличных местах». Когда же жители Азова выйдут против русских промышленных людей, тогда полки «должны возмездие им за наших людей воздать». Но начальники посланных полков должны были действовать не одни, а вместе с войском запорожских казаков, и если бы им не случилось над теми азовцами промысла учинить, то они, соединясь с войском тех же запорожских казаков, должны идти под крымские жилища басурман и там поиски над неприятелем чинить. По такому гетманскому приказу собрались 10 ООО «добрых людей», которые, двинувшись в путь, перешли речки Орель и Самару и уже «притянули было до Вовчей реки». Но тут «непостоянная и дерзостная чернь», не уважая ни имени царей, ни не понимая собственной пользы своей, стала толпами возвращаться назад, отговариваясь тем, что ей неудобно ради военных промыслов ходить в такие далекие места, потому что дома у нее наступили жатвенные и сенокосные работы в полях, и если она пропустит это дорогое для себя время, то в таком случае дойдет до полной нищеты. Оттого вся эта толпа дальше названных мест не пошла. Тогда полковники всех названных полков, увидевши в той черни несклонность к войне, ничего другого делать не нашли, как стать обозом у Орели-реки, а для приведения в исполнение гетманского приказа отправить в дикие поля, с конной компанией и с выборным товариством всех полков, бывшего кошевого атамана Федька с наказом ему объезжать полевые шляхи и, где случится, на неприятеля напасть, чинить промысл над ними ^[303].

О таком положении дел гетман сам донес в Москву. На запорожцев он не имел никаких поводов роптать и показывал полное доверие к ним. Так, около этого времени из Москвы на имя гетмана послана была грамота для передачи ее в Сечь с приказанием Кошу отпустить в «надлежащий путь» царского толмача и крымского гонца. Но гетман, ввиду того что к нему донеслась весть о добром намерении запорожцев мирно и без замедления отпустить обоих посланцев, нашел нужным царскую грамоту удержать у себя и послать ее в Кош только тогда, если бы запорожцы вздумали почему-либо задержать у себя обоих гонцов ^[304].

Но запорожцы думали теперь о другом и, поощряемые удачным походом собственных ватажан против азовских людей, снова поднялись против басурман. На этот раз ими руководил Иван Шарпило, то есть сам кошевой атаман. Соединившись с отрядом донских казаков, Шарпило вышел из Сечи с 700 низовых казаков и двинулся в урочище Чангар. Там он разгромил какой-то татарский городок, выдержал кровопролитную битву на Молочных Водах от нурредин-султана, отнял у неприятелей 7 пушек, захватил в плен несколько мусульман и под конец навел такой страх на крымских татар, что сам нурредин-султан, собравшийся было на Слободскую Украину войной, принужден был чрез то отложить свой поход ^[305].

Не удовольствовавшись походом на Чангар, тот же кошевой в начале осени ходил на какой-то город Паланку, вместе с отрядом малороссийских казаков ^[306]. Отбив у басурман немалое число конских голов, овец и рогатого скота, но не успев, вследствие погони со стороны врагов, со всей добычей вернуться в Запорожскую Сечь, Шарпило расположился в урочище Ольхи, у низовьев Днепра. Из урочища Ольхи он несколько раз ходил, ради тех же промыслов против басурман на урочище Стрелицу, но, не имея языка, не мог опустошить того пути. После этого неприятели подстерегли казаков и внезапно напали на них; Шарпило, побившись против басурман, нашел за лучшее вернуться в Сечь. Но в Сечи этот поход не понравился казакам, и потому атаман Шарпило тотчас по прибытии в Кош лишен был атаманской булавы и вместо него выбран Петро Прима, он же Примась ^[307].

Новый кошевой атаман, собрав незначительный отряд казаков, той же осенью повторил низовой поход против басурман, но, не поддержанный вовремя Мазепой, значительных успехов не имел. Дав султанам «по кавалерству» отпор, кошевой, вследствие ничтожности своих сил, не мог сломить всех басурман и без добычи вернулся в Сечь. Пробыв в течение всего лета в воинском походе и потому не успев заготовить ни пропитания для людей, ни корма для лошадей, кошевой Примас по прибытии в Сечь нашел нужным декабря 8-го дня написать гетману Мазепе письмо и в том письме просил его принять в украинские города 300 человек запорожских казаков для прокормления их на время зимы.

Далеко не по вкусу пришлась Мазепе такая просьба кошевого Примаса, и он долго, по его собственным словам, «сокрушался и высушивал свой мозг» над тем, как бы «привести запорожцев в такой чин», чтобы они не составляли тягости для жилых украинских людей, и под конец назначил 300 казакам становище в городе Келеберде, а остальным приказал разойтись по домам малороссийских родичей и свойственников своих ^[308].

Но что значило это одолжение гетмана для трехсот казаков, когда вся масса запорожского войска не знала, чем ей существовать и когда она, жаждавшая войны с басурманами, вернулась в Кош ни с чем и могла ожидать нападения на Сечь от самих татар? Хотя Москва и не забыла прислать запорожцам ^[309] обычное жалованье (оно прислано было в половине октября через подьячего Протопова), но это было не жалованье, а убогая милостыня: по одному аршину сукна да по два злотых на казака, отчего и выходило, что с ханом выгоднее было запорожцам иметь дело, чем с Москвой: от хана зависели и обмен полоняников, и охота на зверя, и ловля на рыбу, и добыча на соль ^[310].