Святой Илья из Мурома - Борис Алмазов Страница 53

Волчий Хвост что-то сказал грекам, те махнули трубачам, и сигнальный хриплый вой труб проревел над полем.

Вот от войска киевлян выехал на коне трубач и, проскакав перед строем сомкнутых щитов, протрубил вызов поединщика.

От радимичей выехало несколько рыцарей иноземных, выбежало несколько радимичей пеших. Но пешие вернулись в ряды, а от конных на середину поля поскакал один, в воронёном доспехе, с перьями на шлеме.

Илья встретился глазами с Волчьим Хвостом, который, оглянувшись назад, выбирал, кто поедет на поединок. Илья поднял руку:

— Я пойду!

— Ладно! — махнул ему воевода.

Отроки растолкали ряды пехотинцев, раздвинули воткнутые острым концом в землю щиты, освобождая дорогу. Илья, не горяча Бурушку шпорами, трусцой выехал перед лучниками, стоящими впереди мечников, за линией щитов.

Поединщик от радимичей тем временем проскакал на коне вдоль строя воинского, потрясая длинным заморским копьём. Илья неторопливо выехал на середину поля, внимательно разглядывая своего противника. Это был ляшский рыцарь, а может быть, воин из земель немецких: на нём был воронёный яйцевидный шлем с переносьем, кольчужная рубаха, поверх которой был повязан белый плащ, кольчужные же штаны и чулки. Он прикрывался круглым, как и у Ильи, кованым щитом с умбоном ^[12]. Конь под ним был значительно резвее Бурушки, но не такой массивный и широкогрудый.

Илья прочитал молитву и решил первым не нападать принимать наскок поединщика. Лях, проскакав перед строем, под громогласный крик радимичей повернул коня и, набирая резвости, пошёл прямо на Илью.

— Не горазд ты разумишком, — сказал Илья, когда рыцарь почти поравнялся с ним. Точным движением он отбил копьё врага своим и сунул его так, что получился рычаг, которым он вырвал копьё из рук противника. Тот едва усидел в седле.

Илья думал, что он доскачет до своих, чтобы взять новое копьё. Но лях, видать, разозлился и действительно соображал плохо. Он выхватил меч и опять во весь опор помчался на Илью.

Илья поднял над головою копьё — знак своего преимущества — и воткнул его в землю. Крик одобрения был ответом на его благородный жест. И с той, и с другой стороны. Но Илья не стал выхватывать длинный свой меч, потому что понял — бесполезно! Щит у ляха крепок и кольчуга хороша — не прорубишь, не пробьёшь.

Он поднял, сняв с задней лужи, притороченную там палицу с круглым литым калдашем на конце. И когда мчавший во весь опор лях рубанул мечом — принял удар на щит, а сам двинул поединщика в не прикрытую щитом грудь палицей. Лях взмахнул руками и рухнул навзничь с коня.

Рёв одобрения был ответом на этот удар.

Со стороны радимичей бежали оруженосцы рыцаря, на ходу вытаскивая короткие прямые мечи, чтобы отбить упавшего от оруженосцев Ильи, которые тоже поспешали изо всех сил к месту схватки. Илья сидел на Бурушке, который, казалось, совсем не заволновался, а только прядал ушами — будто комаров отгонял.

Оруженосцы сшиблись в коротких поединках — отроки Ильи оказались много сильнее и резвее, и ежели бы один, самый молодой, не поскользнулся, то никто бы и ран не получил...

Но поединки ещё только вспыхнули, а уж по всему полю завыли трубы, и конные торки, стоявшие на флангах, пошли охватывать с боков толпы радимичей.

— Обходят! Обходят! Окружают! — раздались среди их рядов истерические голоса.

Вожди попытались организовать оборону. Но каждый из пытавшихся обороняться отряд делал это в одиночку, разваливая сомкнутый строй на островки оружных людей, в страхе выставлявших во все стороны, в том числе и против своих, мечи и копья.

Ещё раз завыли трубы, и, подняв от земли высокие щиты, прикрываясь ими, пошли на радимичей от края до края сырой луговины, где шло сражение, пешцы. Они шли медленно, неторопливо. Впереди них на тяжёлых конях шагом ехали воеводы и не позволяли небывальцам, и особенно горячим, ломать строй. Когда подошли на дистанцию полёта стрелы, строй время от времени останавливался, и тогда лучники вымётывали в сторону ещё пытавшихся держаться радимичей сотни стрел.

Стрелы покамест пущались не прицельно, а навесно, чтобы язвить укрывшихся за щитами воинов в плечи и в шею. Урон они причиняли небольшой, но сыпались, как град из тучи, и, ещё не сойдясь в рукопашной, радимичи дрогнули. Сначала попятились передние, ближние... Почувствовав, что первые подались назад, задние бросились бежать в открытую к лесу. За ними повсюду скакали торки, ловя арканами. Когда же передовой строй киевлян дошёл до того места, где неподвижно посреди поля стоял Илья, вышло так, что пешцы невольно остановились. Вперёд продолжали ехать только воеводы во главе с Волчьим Хвостом. Но радимичи, до того пятившиеся, всё одно не выдержали и побежали.

— Радимичи Волчьего Хвоста боятся! — закричал какой-то весельчак из рядов, и громкий хохот был ему одобрением...

* * *

К вечеру приехал Владимир. Он сам осматривал пленных и наиболее здоровых, сильных раздавал воеводам, чтобы они сами смотрели, куда их девать: сажать ли на землю, передать за выкуп боярам либо оставлять в дружине.

Раненых, больных и хилых отправляли домой без выкупа. Именно то, что киевляне не брали в этом у сражении рабов и близких себе славян в рабство не неволили, стало главной причиной того, что радимичи больше никогда не восставали, быстро и безболезненно вливаясь в новый народ.

Шедшие, к своему удивлению, непленёнными в свои селища радимичи толковали, что княжеская дружина нынче не та, что прежде, и воюет по-другому, и все храбры — языка славянского, потому и не свирепствуют над славянами, и не неволят.

Дав этой вести разнестись и укрепиться в сознании племени, Владимир выслал малые отряды, которые установили погосты и наложили на радимичей дань. Большой кусок новой державы прилепился к ней. Стали расти в нём остроги и городища, увенчанные большим градом Смоленском.