Приватизация по Чубайсу. Ваучерная афера. Расстрел парламента - Сергей Полозков Страница 53

Узнал я об этом следующим образом. Кто— то несколько раз звонил мне по телефону и просил зайти в комнату, где располагался представитель Госкомимущества в Парламенте. Я несколько раз игнорировал эту просьбу, но потом послал своего помощника, хорошего молодого мальчишку, студента юриста из МГУ [49]. Что, же он выяснил? Оказывается, в этой комнате сидел представитель фонда по поддержке приватизации (1 % от нее должен был по программе приватизации идти на ее рекламную поддержку). Между ним и депутатом происходил следующий незамысловатый диалог:

— Вы приватизацию поддерживаете?

— Ну, в целом да!

— Тогда получите и распишитесь.

И депутат получал премию в размере собственного оклада! Согласитесь, фактически это прямой подкуп.

Не знаю, сколько народа из моих коллег этим воспользовались, но я попросил слова на заседании Совета Республики и громогласно заявил об этом безобразии. После этого кормушку сразу же прикрыли.

Через много лет, я узнал о том, что этим занимался — Аркадий Евстафьев.

Тот самый, Евстафьев, который во время выборов Президента 1996 года, выносил из Белого Дома вместе с Лисовским, руководителем предвыборного штаба Ельцина, коробку из под ксерокса. Коробку, набитую долларами.

Впоследствии он был руководителем Мосэнерго, и его деятельность сопровождалась многочисленными финансовыми скандалами.

Что ж, в команде Чубайса было много подобных деятелей, на херувимов, как хотел Малей, они были мало похожи.

Но были в его команде и более своеобразные экземпляры.

Например, некто Мостовой. Заместитель Чубайса, который впоследствии стал директором Федерального управления по делам о несостоятельности (ФУДН).

Баек про него рассказывали много.

По одной из них его кличка в узких кругах была «флейтист». Дело в том, что он как-то похвастался, тем, что умеет играть на флейте. На какой-то тусовке ему ее принесли, и он с позором не смог издать из нее ни одной ноты.

В другой раз, на какой-то вечеринке, подвыпив, он начал всем доказывать, что является гениальным изобретателем в области электроники.

Слышал я эти истории от разных людей и, даже если в них что то и преувеличено, согласитесь, «дыма без огня не бывает».

На одном из заседаний, где я присутствовал, он вдруг стал уверять аудиторию в том, что ГКИ будет вводить сервитуты [50]на объекты частной собственности и пусть никто по этому поводу не беспокоится. Напрямую это не имело отношения к рассматриваемым вопросам, и я спросил одного из его помощников:

— Что он все про сервитуты то несет?

— Наверное, только что где то прочитал.

Согласитесь, низковатый уровень познаний для заместителя министра.

Видимо, до этого он частную собственность понимал как в известном анекдоте-загадке:

— Черный, блестящий селедкой пахнет? Что это такое?

— Не знаю!

— Рояль?

— А почему селедкой пахнет?

— Мой рояль, чем хочу, тем и мажу.

Таким же оригиналом бы другой заместитель Чубайса, Дмитрий Васильев, ставший впоследствии первым председателем Федеральной комиссии по ценным бумагам (ФКЦБ).

Когда сопредседатель нашей фракции Игорь Муравьев попытался уже вдогонку, после введения ваучерной системы, подготовить закон «Об именных приватизационных счетах», это намерение сильно переволновало чубайсовскую команду.

В связи с этим к нам с Игорем пришел этот самый Дима договариваться.

Внешность у него была презабавнейшая, оттопыренные уши, нелепые очки. Короче, пацанов с такой внешностью, когда они были в пионерском возрасте, часто били втихаря за их неадекватность.

Он пришел к нам и предложил договориться по-нашему, по-комсомольски. Дело в том, что из-за нашей оппозиционности и молодости пресса записала нас в молодых коммунистов (а кем же мы по их простецкой логике могли еще быть). На самом деле большинство комсомольских вожаков к тому времени уже крутилось в банках и коммерции, взять тех же Ходорковского и Кириенко.

Я сразу же взял быка за рога и стал интересоваться подробностями его биографии: «Так вы что же, батенька, из райкомовских, что ли будете?»

Тогда он прыть сразу поубавил, и толком ничего вразумительного против наших доводов сказать не мог.

Впрочем, в отличие от «не херувимов», Васильев был идейным догматиком, причем даже не без элементов некоторой пассионарности.

Как то раз в сердцах я ему сказал, что на ВДНХ (я живу рядом с выставкой) детей катают на лошади, у которой зашорены глаза, чтобы она не сбивалась и не видела ничего вокруг. Так и вы!

«Мы и должны быть такими! — вскричал он, чуть ли не засверкав глазами, — Мы буржуазные большевики! Я патриот, а вы нет. Да, мы разрушаем старую промышленность, но я верю что через 5–8 лет, построив совершенно новые предприятия, мы сумеем делать автомобили лучше «вольво». Я в это верю, а вы нет, значит, вы не верите в свой народ, а я верю! Значит я патриот, а вы нет!». Вот такой экземплярчик.

К сожалению, закон «Об именных приватизационных счетах» так и не был принят.

Вообще, мы начали проводить нужные решения через Верховный Совет лишь тогда, когда руководство комиссии по экономической политике поменяли, и мы с В. Мазаевым занялись вопросами приватизации вплотную.

Нам с Володей удалось провести изменения в Постановление № 3020, которые ограничивали бесконтрольность ГКИ, подчиняя ее Правительству. Это был только первый шаг. Провели его мы следующим образом.

Когда на Президиуме Верховного Совета утверждалась повестка дня заседания сессии на ближайшую неделю, в нее был включен и вопрос об этом постановлении.

Он был в списке в 3-ем десятке и поэтому прошел без обсуждения.

На заседании присутствовал зам. Чубайса Иваненко. В связи с тем, что вопрос не обсуждался, он, видимо, не заметил его в повестке дня. Поэтому на заседании Верховного Совета этот вопрос для ГКИ оказался неожиданным. Тем не менее, Чубайс приехал, пытаясь исправить положение, но у него ничего не получилось.

Тогда он стал аппелировать к тому, что вопрос в повестку был поставлен без уведомления ГКИ.

Я не без злорадства, в стиле Анатолия Борисовича ответил, что господин Иваненко присутствовал на Президиуме и был в курсе того, что данный вопрос выносится на обсуждение.