Шпион номер раз - Геннадий Соколов Страница 53

1961 год, год знакомства Иванова с Уардом, оказался для Уарда-художника исключительно плодотворным и успешным. Весной открылась его первая персональная выставка. И не где-нибудь, а в Галерее изящных искусств «Легатт оф Сейнт-Джеймс». В числе приглашенных оказались, естественно, многие знаменитые пациенты доктора Уарда. Ну и, конечно, Евгений Иванов. Он старался во всем подыгрывать своему новому знакомому, понимая значение его связей и растущей популярности в высшем обществе для его собственной работы разведчика.

В середине ХХ века имя братьев Легатт не знал разве что самый ленивый лондонец. Четыре брата были законодателями мод среди столичных галеристов. Теперь «Акерманы», «Леже» и «Спинки», как и «Легатты» стали устаревшими брендами… — ныне в моде «Кристис» и «Сотбис». Об их выставках и аукционах говорят в теленовостях и пишут в газетах, начальные ставки на их торгах в несколько миллионов фунтов стерлингов сейчас уже никого не удивляют.

Старые добрые галереи, вроде Галереи изящных искусств «Легатт», которая размещалась в доме номер 30 на Сейнт-Джеймс, в центре Лондона, и где можно было выставить, посмотреть, купить и продать стоящие произведения искусства или же просто встретиться и поговорить с друзьями, молодыми художниками и скульпторами, — эти галереи постепенно ушли в прошлое.

Но в тот памятный год знакомства Иванова с Уардом Галерея братьев Легатт привлекала к себе всеобщее внимание. В ней выставлялись самые известные мастера самых разнообразных направлений искусства. Но фишкой братьев Легатт всегда были портреты. Каждый известный портретист мечтал выставиться в их галерее.

А уж для художника-любителя лучшей рекламы трудно было придумать. В итоге простенькие зарисовки, сделанные Уардом много лет назад на улицах Парижа, милые, но вполне заурядные скетчи, выполненные на Цейлоне или в Индии, портреты, нарисованные в Соединенных Штатах и Англии, превозносились критикой до небес.

Уард был неглупый человек, но не без тщеславия. Газетная и словесная похвальба по поводу его скромных работ доставляла ему немалое удовольствие. Стивен был отменным портретистом-любителем, но его окружение пыталось представить доктора Уарда новой восходящей звездой в созвездии великих художников. Возможно, это помогало талантливому остеопату быстрее исцелять спины льстецов.

Так или иначе, дела нового друга Иванова заметно шли в гору. Только за один год Уард получил заказы на портреты от тогдашнего премьер-министра Гарольда Макмиллана и сэра Уинстона Черчилля, от министра иностранных дел Селвина Ллойда и канцлера казначейства Дерека Амори, министра внутренних дел Рэба Батлера и лидера британских лейбористов Хью Гейтскелла, от посла США в Лондоне сэра Дэвида Брюса и его супруги очаровательной мадам Эвангелины Брюс.

Но и это было еще не все. Не забыл своего друга и вездесущий сэр Колин. Он направил Уарда в командировку в Израиль. Там 11 апреля начался процесс года — суд над нацистским преступником Адольфом Эйхманом. Об этом событии писал весь мир.

Помимо торжества правосудия, процесс в Тель-Авиве обозначил и еще одну очень важную тенденцию — существенное изменение в соотношении сил в мировом разведывательном сообществе. Политики и военные вынуждены были признать, что теперь к трем ведущим разведслужбам мира — советской, американской и английской — добавилась еще одна: израильская разведка МОССАД. Этот факт уже мало кто оспаривал, хотя новому фавориту не было и 16 лет.

Дело Эйхмана стало результатом блестяще спланированной и четко осуществленной операции основателя и руководителя МОССАД Исера Харела, выходца из Белоруссии, получившего из-за своего малого роста кличку «Исер-маленький». Выследив Эйхмана на другом конце света в Аргентине, израильская разведка установила его адрес в Буэнос-Айресе. Затем нацист был схвачен у своего дома, перевезен на конспиративную квартиру, на борту пассажирского самолета отправлен в Тель-Авив, где и предстал перед судом. Палач Освенцима штурмбанфюрер СС Адольф Эйхман получил по заслугам: 31 мая 1961 года он был повешен.

Уард провел на «процессе года» несколько дней и выполнил серию весьма удачных зарисовок. Их опубликовала «Дейли телеграф».

Вернувшись в Лондон, Уард обнаружил, что его популярность как художника начинает брать верх над известностью врача.

Именно в этот момент Иванову неожиданно представилась возможность чуть-чуть подыграть Уарду в его стремлении к признанию, в удовлетворении честолюбивых замыслов начавшего преуспевать художника. В Англию с кратким рабочим визитом приехала министр культуры СССР Екатерина Алексеевна Фурцева.

На следующий день рано утром Иванова поднял с постели телефонный звонок Стивена.

— Юджин, ты обязательно должен мне помочь. Только ты можешь это сделать.

— Говори толком, — пробурчал Женя, спросонья не понимая, чего Уард от него хочет.

— Устрой мне встречу с госпожой Фурцевой. Прошу тебя, — упрашивал он так горячо и умоляюще, что Иванов тут же забыл про сон. — Мне необходимо нарисовать ее портрет. Представляешь, русская женщина-министр позирует мне и дает интервью! Да любой редактор застрелится, чтобы получить такой материал. Что скажешь?

А что, собственно, Евгений Михайлович мог ему сказать? Что Фурцева, скорее всего, пошлет их вдвоем куда подальше? Иванов, конечно, друга огорчать не стал, но и обещать ничего не мог. Сказал лишь, что подумает, как ему помочь.

Он-то ведь знал, что советские руководители к себе журналистов, кроме как на официальных пресс-конференциях, днем с огнем не подпускают. А об их личной жизни вообще не принято писать: запретная тема.

Кроме того, Екатерина Алексеевна Фурцева была не просто министром культуры страны, а членом Президиума Центрального Комитета Коммунистической партии, человеком достаточно влиятельным и могущественным в тогдашней советской партийной иерархии. А значит, и весьма ортодоксальным. Все это предрекало спонтанной затее Стивена почти гарантированный провал. Зная это, Иванов не спешил обнадеживать Уарда. А тот был обескуражен казавшимся безучастием своего русского друга к его просьбе. Он же не понимал, почему Иванову так трудно устроить встречу с человеком подобного уровня.

Но успех в этом деле мог поднять авторитет Иванова в глазах Уарда. Он был должником англичанина, а долг платежом красен. Организуй он встречу с Фурцевой, и его контакты со Стивом могли перерасти во вполне доверительные и весьма прочные отношения. Для работы советского разведчика это значило очень много. Да и чисто по-человечески Женя привязался к Уарду и ему было интересно помочь.

Немного подумав, он отправился в посольство и прошел прямо в апартаменты Фурцевой. Такого нахальства и бесцеремонности она, видимо, не ожидала, тем более от морского офицера. Но Женя находился, говоря шахматным языком, в цейтноте. Времени у него не оставалось: визит Фурцевой был кратким и весь расписан по минутам.

Не дожидаясь разноса за нарушение субординации, Иванов сразу пошел в наступление, взяв на вооружение все свое обаяние и красноречие. Аргументам и доводам в пользу встречи с Уардом и последующей публикации в английской прессе интервью и портрета советского министра культуры не было конца, и все они были такими гладкими да сладкими. Одновременно он пытался отрезать Екатерине Алексеевне пути к отступлению, заверяя, что руководство посольства активно поддерживает эту идею…