Императрица - Шань Са Страница 53

Мой возлюбленный сын был погребен на горе Вечного Мира неподалеку от Лояна. Он получил посмертный титул Императора Благочестия. Впервые со времен древних династий князь был возведен в высший ранг после кончины. Росписи, покрывающие длинный подземный проход, являли картины роскошной жизни в мире ином. У входа я распорядилась изобразить сцены празднеств, охоты, игры… Здесь ржали лошади и лаяли псы. Казалось, можно было услышать, как скрипят колеса повозок, шелестят на ветру стяги, поют рога, возвещая о приезде Императора. На усыпанном звездами своде погребальной камеры солнце созерцало луну, самые прекрасные супруги прогуливались в саду, где пышно цвели маки. Я хотела, чтобы и тысячу лет спустя Великолепие, отвергнувший свет и переменчивость этого мира, продолжал жить в счастье и красоте.

Послушание унаследовал от брата титул Наследника и стал деятельно участвовать в решении политических вопросов. У себя в Восточном дворце он собирал людей наиболее одаренных и образованных и с их помощью принялся составлять книги. В то время здоровье моего супруга все ухудшалось. Мне донесли, что чиновники тайно собираются у Наследника и осуждают мое вмешательство в государственные дела. Вскоре Благоразумие преподнес отцу новую версию «Истории династии поздняя Хань», где осуждал правящих императриц-матерей, называя их узурпаторшами. Я ответила, написав для него две книги: «Советы Старшему Сыну» и «Повествования о Сыновьях, прославившихся сыновней почтительностью».

Благоразумие был очень привязан к подростку, которого велел кастрировать. По вечерам, затворившись у себя во дворце, он устраивал пирушки, где вместе со своими телохранителями нагишом бегал по саду за любимцем. Шум этих оргий проник за стены Восточного дворца, и мой супруг во гневе решил наказать виновного в совращении князя. Пойманный на улице и хорошенько избитый здоровенными стражами любимчик сделал неожиданное признание: его господин приказал убить даоса Минь Чонь Юаня, отказавшегося меня отравить. А помимо того он готовит государственный переворот. При обыске в конюшнях Восточного дворца были обнаружены груды оружия и доспехов для легкой конницы. Переворота удалось вовремя избежать. Лишенный титула Благоразумие был выслан из Столицы.

Я выяснила у приближенных князя довольно любопытную вещь: он знал, что на самом деле я не его мать. И вправду, за двадцать лет до того по пути в паломничество Старшая Сестра родила от моего супруга незаконного ребенка, а на следующий день я произвела на свет мертвое дитя. Изумруд и Рубин получили приказ известить государя и подменить младенцев. Под предлогом болезни Мать покинула Двор и увезла с собой мертвое тельце князя, закутанное в меховую накидку. Похоронен он был в монастыре.

В то время как мой сын спал под каменной плитой без надписи, Благоразумие, с рождения обреченный стать подкидышем, вместо него едва не воссел на трон. Однако внезапно открывшаяся истина бывает смертоноснее лжи. Не сомневаясь, что его не любят, преследуемый мыслью о воображаемой ненависти. Благоразумие принимал мои требовательность и суровость за желание угнетать его по собственному произволу и неоправданную злобу мачехи. В нашей вечной Поднебесной никто не стоит ближе к абсолютной власти, чем наследник, и нет ничего опаснее такой жизни у источника пламени — ничего не стоит опалить крылышки. Не только Благоразумие, но и другие пытались подхлестнуть судьбу. Дверь-то была открыта. Но за ней простиралась бездна. Один неверный шаг — и ты летишь.

* * *

Великий Военачальник уведомил меня, что Благоразумие повесился у себя в опочивальне. Я приказала захоронить его тело на месте под скромным холмиком без всяких украшений, положив в погребальную камеру лишь предписанные обычаем необходимые предметы. Чтобы успокоить недоброжелателей, способных счесть смерть Благоразумия замаскированным убийством, я созвала сановников на церемонию оплакивания. Там, прилюдно роняя слезы сожаления, я объявила, что прощаю этого мятежного сына, и вернула ему венец князя Юонь вкупе с титулом, каковой он носил еще подростком.

Все мои старания объединиться с детьми в простом человеческом счастье были тщетны. Со дня их появления на свет расстояние между князьями и Императрицей непрестанно увеличивалось. Я никогда не кормила своих малышей грудью и волей-неволей скрывала зависть, глядя, как жадно они хватают соски кормилицы. Молодая мать, я была бессильна изменить закон предков. Мои дети воспитывались и росли под опекой высоких сановников. Их научили меня бояться и почитать, как божество. За все детские годы я не выучила с ними ни одного стихотворения. В холод и в жару мои мысли и слова оставались для них руководством к действию, начертанным тем или иным писцом на шелковом свитке, каковой следовало принимать, стоя на коленях. В пятнадцать лет они вступали в брак и открывали для себя наслаждение. Вне Императорского дворца у каждого был собственный двор: сыновья сановников, начальники стражи, честолюбивые родственники, мечтавшие сделать карьеру. И каждый слуга внушал господину, что тот — великий человек. Великолепие предпочел ждать своего часа, а Благоразумие вздумал добиваться трона силой. Солнце выбрал безмолвие, а Будущее — непокорство.

В шестьдесят лет, когда женщины моего возраста наслаждаются теплом домашнего очага, играя с внуками, я больше, чем когда бы то ни было, страдала от одиночества. Маленький Фазан вознесся на небеса, а я повисла в пустоте. Двое моих сыновей уже спали под землей, а еще один пребывал в ссылке, лишенный всех прав. Опасаясь, как бы сторонники Благоразумия не завладели его наследниками, чтобы, используя их имена, поднять мятеж, я отправила внуков в Восточную Столицу и заперла в одном из дворцов Внутренних покоев. Семья Будущего последовала за ним в ссылку. На горной дороге его супруга до срока родила девочку. Повитухи у них не было, и Будущему пришлось извлекать младенца из живота матери, а потом раздеваться и заворачивать дочь в собственную куртку.

Кротость, делившая мою жизнь, уже стала молодой женщиной и, видя мои несчастья, никогда не говорила об этом ни слова.

* * *

Несколько писем Благоразумия ускользнули от внимания стражи и распространились по свету. Через семь месяцев после его самоубийства вспыхнуло восстание. Во главе армии бунтовщиков стоял Ли Цинь Юэй — внук и наследник Великого Военачальника Ли Чжи, пятьдесят лет назад направившего меня в Запретный дворец. Изгнанный из Столицы за взятки, он и его сторонники хотели вернуться ко Двору освободителями. Заняв с помощью хитрости ключевой для провинции город Юань, они нашли похожего на Благоразумие человека, объявив, будто князь не умер и они действуют по его приказу. За десять дней мятежники собрали войско из ста тысяч добровольцев — в основном, воров и разбойников, привлеченных обещаниями сказочно богатой добычи. В то утро я принимала в Лояне Приветствия чиновников. В зале Добродетельной Власти похожие на черных драконов колонны устремлялись к темным небесам. Фонарики, горевшие вдоль проходов, освещали встревоженные и перепуганные лица сановников. После того как все распростерлись на полу с пожеланиями долгих лет жизни, Пэй Юань передал мне обращение, распространяемое мятежниками в уделах, попавших в их руки.

Кротость развернула свиток на моем столе. Первая строка бросилась мне в глаза подобно струе смертельного яда.