Чингисхан. Повелители стрел - Конн Иггульден Страница 53

Чингис в полном боевом облачении смотрел, как его люди штурмуют Линьхэ. Кочевники взяли город в кольцо, под копытами их лошадей рисовые поля на много ли вокруг превратились в коричневую грязь. Хвосты девятибунчужного знамени поникли без ветра, заходящее солнце освещало огромное войско, которое великий хан привел под стены города.

Нукеры Чингиса ждали приказов, их лошади нетерпеливо рыли землю копытами. Рядом с великим ханом стоял слуга, держа в поводу каурую кобылу, но Чингис не спешил садиться в седло.

Неподалеку от крепостных стен возвышался шатер из кроваво-красной ткани. Войско Чингиса неумолимо двигалось вперед, сокрушая сопротивление цзиньцев, пока в округе не остался только один непокоренный город — Линьхэ. Цзиньская армия в панике покинула казармы и придорожные форты, бросила города и селения. Она бежала, разнося по стране страх перед завоевателями. Даже Великая стена не стала препятствием для монголов, у которых теперь были каталульты и лестницы. Чингис испытал удовлетворение, наблюдая за тем, как новые боевые орудия разбивают стену в щебень. Монголы безжалостно расправлялись с защитниками стены, сжигали деревянные здания почтовых станций, и чжурчжэни не могли сдержать их натиск. Цзиньцы бежали, чтобы быть уничтоженными.

Чингис не сомневался, что рано или поздно получит отпор: когда у какого-нибудь цзиньского генерала хватит умения и храбрости возглавить войска и вступить в сражение. Может, когда монголы подойдут к Яньцзин. Но не сегодня.

Город Шамба пал за семь дней. Всего три дня понадобилось, чтобы сжечь Уюнь. Чингис улыбнулся, видя, как выпущенные из катапульт камни рушат стены Линьхэ. Каменщик, доставленный братьями, показал монголам новый способ ведения войны. Теперь никакие стены для них не преграда. За два года племена научились строить катапульты, узнали о секретах и слабых местах крепостных сооружений Цзинь. Сыновья Чингиса росли высокими и сильными, старший стал почти мужчиной. Этого было достаточно. Чингис вернулся на землю своих врагов, хорошо подготовившись к встрече.

Он стоял далеко от катапульт, но до него доносились глухие удары камней о стены. Цзиньские воины не решались выйти из крепости и встретить врага лицом к лицу, хотя Чингис был бы этому рад. Пусть не ждут пощады, ведь красный шатер уже поставлен.

Мокрые от пота люди закидывали Линьхэ камнями из катапульт, постепенно разрушая крепость. Чингис вспомнил, что Лян показал ему наброски еще более страшного орудия. Хан представил себе огромную метательную машину, которая, по словам Ляна, будет бросать булыжники на сотни шагов и с сокрушительной силой. Цзиньский каменщик нашел призвание в постройке боевых орудий для правителя, который высоко оценил его талант. Чингис обнаружил, что прекрасно понимает чертежи Ляна, как будто занимался этим всю жизнь. Хан до сих пор не умел читать и писать, зато сразу уловил принцип действия конструкции из веревок, рычагов и блоков. Он решил дать Ляну возможность соорудить новое устройство для осады Яньцзина.

Как бы то ни было, императорский город не Линьхэ, его так просто не возьмешь. Чингис недовольно хмыкнул, вспомнив о крепостных рвах и мощных стенах. Лян говорил, что в основании их толщина достигает семи человеческих ростов. Стены Шамбы обрушились в подземелья, вырытые под ними, но крепостные башни Яньцзина построены на камнях, под них не подкопаешься. Чтобы попасть в императорский город, нужно что-то посерьезнее катапульт, решил Чингис. Ничего, в его распоряжении есть и другие орудия, а воины становятся опытнее с каждой победой.

Вначале Чингис думал, что они возмутятся, если их поставить к катапультам. Кочевники никогда не были пехотинцами, но Лян рассказал им о механизмах, и очень многие поняли принцип их работы. Чингис не скрывал радости по поводу того, что в улусе появились люди, способные разрушать стены, и воины с гордостью встречали его взгляд.

Увидев, что большой кусок стены рухнул, Чингис обнажил в ухмылке зубы. Катапультами командовал Субудай, тысяча его людей стояла прямо под стенами Линьхэ. Остальное войско, разбившись на отряды, ждало у всех четырех ворот в город, готовое при первой возможности броситься в атаку. Субудай ходил между орудиями, направлял удары. Невольно Чингис ощутил гордость за своих людей, которые научились новым способам ведения войны. Если бы только отец был жив, если бы только видел это!

Вдали Субудай послал к стенам людей, вооруженных длинными пиками с крючками. Под прикрытием деревянных щитов они расшатывали поврежденные камни, вытаскивали их из кладки. Цзиньские лучники не могли сделать ни единого выстрела, не рискуя собственной жизнью. Даже если кому-то и удавалось выпустить стрелу, та всего лишь пронзала дерево.

На краю стены показались цзиньцы и вылили на нападавших содержимое огромного железного котла. Несколько человек упали, сраженные стрелами, их место тут же заняли другие. Чингис нахмурился — черная жидкость окатила примерно десяток его воинов. Они нырнули под деревянный щит, но сверху уже летели горящие факелы. Вспыхнуло пламя, его рев заглушал крики несчастных, которые горели заживо и задыхались от дыма.

Вокруг раздались ругательства — живые факелы метались между остальными группами воинов, нарушая ход атаки. В поднявшейся суматохе цзиньские лучники стреляли в каждого, кто показывался из-под дощатого укрытия.

Субудай отдал команду, и воины под деревянными щитами медленно отступили, хотя и не все — некоторые корчились на земле, объятые огнем. Чингис одобрительно кивнул, когда вновь засвистели катапульты. Хан слышал о горючем земляном масле, но никогда не видел, чтобы его использовали для защиты крепостей. Оно загоралось куда быстрее бараньего жира, которым монголы заполняли светильники, и хан решил, что обязательно наберет себе такого масла. Может, даже из запасов Линьхэ, если там что-нибудь останется до конца осады. Каждый день Чингису приходилось запоминать тысячи новых вещей, голова уже гудела от планов.