1905 год. Прелюдия катастрофы - Алексей Щербаков Страница 53

Идея понравилась как директору Департамента полиции А. А. Лопухину, так и петербургскому градоначальнику А. А. Фул- лону. Начальство дало добро. Собственно, требования, предъявляемые властями к рабочей организации, были нехитрые: чтобы никаких забастовок и революционной агитации.

«Собрание русских фабрично — заводских рабочих г. Санкт — Петербурга» начало действовать в феврале 1904 года. Вроде, поначалу все пошло хорошо. По поводу начала русско — японской войны было составлено вполне верноподданническое обращение. Читать лекции рабочим приходили многие, в том числе профессора университета — причем программа была весьма обширной, она включала даже астрономию и историю живописи. Снова обратим внимание на психологию тогдашних рабочих. После рабочего дня (который длился отнюдь не восемь часов) они шли слушать лекции, посвященные достаточно сложным и не относящимся к их конкретным нуждам темам. Шли сами, их никто не заставлял. То есть они в любом случае были не «быдлом», как любят кричать представители «творческой интеллигенции».

Гапон стал своеобразной рабочей легендой — по городу говорили, что вот, мол, нашелся народный заступник. Словом, батюшка получил, что желал: с одной стороны, влюбленную в него многотысячную аудиторию, с другой — полицейскую «крышу», которая обеспечивала ему спокойную жизнь. Заглянувших на огонек на Собрание революционных агитаторов вежливо, но твердо выпроваживали. Ряды организации стали расти. Фуллон был доволен.

Однако на самом деле этот союз оказался «троянским конем». Дело в том, что у Гапона сложился своеобразный «штаб», который и рулил делом — а «штабные» были марксистами. Разумеется, не революционерами, а «экономистами», точнее, синдикалистами — то есть сторонниками развития беспартийного профсоюзного движения. Самыми заметными являлись члены «карелинского кружка», названного так по имени лидеров — супругов А. Е. Карелина и В. М. Карелиной. Первый представлял из себя довольно распространенный тогда тип «рабочего интеллигента». Он был самоучкой, вышедшим из рабочих, но к тому времени на заводе уже не трудился, а зарабатывал журналистикой.

Как мы помним, попытки «экономистов» что‑либо сделать самостоятельно полностью провалились. А тут открылись такие возможности… Товарищи решили, что у них есть еще один шанс. План был такой: скрытно создавать реальное профсоюзное движение под «крышей» «Собрания» — а там поглядим. С участием Гапона они составили так называемый «документ пяти», выдержанный вполне в социал — демократическом духе. Правда, политической программой его назвать нельзя — это было скорее сочинение на тему «Как мы хотим обустроить Россию». Я думаю, каждый более — менее разбирающийся в политике человек способен написать, какой он хочет видеть нашу страну. Вот и эти товарищи тоже написали. И забыли. Позже данный документ сыграет роль чеховского ружья на стене.

Потихоньку Карелин и его товарищи стали создавать свой «внутренний круг», в котором были известны истинные цели движения. А Фуллону Гапон докладывал: всё идет просто отлично. Рабочие мирно просвещаются.

Понимал ли Гапон, что это очень опасные игры? Вполне возможно, что и не понимал. Это же был не Азеф с его математическим умом. Гапон вообще жил по принципу: «проблемы надо решать по мере их возникновения». К тому же в «Собрании» обнаружилась черта характера священника, которую все, кто его знал, отмечают как главную в его личности — бешеное честолюбие. Гапон буквально упивался тем, как слушающая его толпа приходила в экстаз. Для артиста — это нормально. Для общественного деятеля — очень опасно.

Между тем настроения продолжали накаляться. Одним из «нагревающих» факторов стала русско — японская война. Тем более, в «Собрании» — то сходились социально активные и не самые глупые рабочие, которые, разумеется, обменивались информацией о том, что происходит на их предприятиях. И, что самое главное, люди начали ощущать себя силой.

И Гапон, чувствуя настроение аудитории, стал говорить уже совсем не о христианском смирении. До революционных лозунгов он в 1904 году не дошел, но эти речи уже являлись крамолой. Ведь одним из секретов успеха ораторского таланта Георгия Аполлоновича было умение чувствовать и «озвучивать» то, что люди хотели слышать. По сути, он был «голосом народа». Не попади он «в резонанс», его бы тут же перестали воспринимать.

Может возникнуть вопрос: как же полиция прозевала эту ситуацию? А вот так и прозевала. Заходивших на собрания полицейских выпроваживали так же, как и революционеров, упирая на авторитет Фуллона. Дескать, нечего вам тут делать.

А охранка? Тут дело не очень понятное. То ли с уходом Зубатова они совсем мышей не ловили, то ли попросту не придавали всей этой возне значения. Забастовок не происходит? Вот и прекрасно. Тем более, в те времена шла увлеченная охота за террористами — эсерами, в которых видели главную опасность. А штаты охранки ведь были не резиновые.

Но конфликты‑то на предприятиях возникали! И чем дальше, тем больше. Однако Гапон не мог, подобно Зубатову, применять полицейскую власть — поэтому он использовал свое обаяние. При возникновении конфликта священник шел к фабричному инспектору или директору предприятия и заводил светский разговор, упоминая своих высокопоставленных знакомых и приводя факты, свидетельствовавшие, что он вхож в высокие круги — Гапон не прервал светских знакомств и знал многое такое, что скромного инспектора приводило в трепет. А в конце разговора заявлял: вот тут есть маленькая проблемка, нельзя ли решить?

Как мы помним, большинство забастовок начиналось действительно с мелочей, так что некоторое время Гапону удавалось подобным образом решать конфликты. Но, с одной стороны, таких конфликтов становилось все больше. А с другой — предприниматели начинали возмущаться: черт возьми, да кто такой этот поп?

К тому же началось брожение среди «внутреннего круга». Если во внешнем преобладали ребята незатейливые, полагавшие, что как батюшка скажет, так и надо — то «внутренние» были людьми думающими и умеющими заглядывать вперед. Они стремились к изменению двусмысленного статуса «Собрания», то есть к созданию нормального профсоюза. К тому же их очень огорчали упорные слухи, что все они являются полицейскими агентами. Еще бы этим слухам не быть упорными, если их усиленно распространяли левые! Оно и понятно — у революционеров снова уводили рабочих из‑под носа.

Но нехорошие слухи стали ходить и в среде гапоновцев. Начали поговаривать, что предприниматели прижимают членов «Собрания» на рабочих местах. Трудно сказать, так это было или нет, но вообще‑то данные действия вполне в стиле тогдашних капитанов индустрии. Ничем хорошим это закончиться не могло.

Крутой поворот.

События начались 3 декабря 1904 года. В одном из цехов Пути- ловского завода было уволено пять рабочих, членов «Собрания». Точная причина неизвестна, однако гапоновцы были уверены, что увольнение произошло именно из‑за принадлежности рабочих к их организации. Гапон попытался уладить дело привычными методами — но хозяева завода пошли на принцип и отказали. Тогда на принцип пошли и рабочие — гапоновцы решили, что если не защитят своих товарищей, то «"Собрание" ничего не стоит», как было сказано во время бурного обсуждения ситуации. Гапон продолжал прилагать старания уладить дело миром, пытался задействовать даже Фуллона — а потом перешел от уговоров к угрозам, пообещав провести всеобщую забастовку. Хотя очевидно, что он все‑таки надеялся решить проблему по — хорошему — но дирекция по — прежнему упиралась. В ее упорстве явно ощущалось желание поставить на место зарвавшегося священника.