Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу Страница 53

В Путеолах в конце лета был заключен пакт с Секстом Помпеем. Антоний своего мнения об этом не разглашал, но что касается Октавиана, он знал, что Секст не будет вести себя как честный человек. В глубине души он был плебеем из Пицена, опустившимся до пирата и неспособным сдержать слово. В ответ на согласие разрешить свободно провозить зерно в Италию Секст получал официальное признание его губернаторства в Сицилии, Сардинии и Корсике. Он также получал греческий Пелопоннес, тысячу талантов серебра и право быть выбранным консулом через четыре года с Либоном в качестве консула на следующий год. Все, у кого ум был больше горошины, понимали, что это фарс. «Как ты, наверное, смеешься сейчас, Секст Помпей», — думал Октавиан после переговоров.

В мае жена Октавиана Скрибония родила девочку. Октавиан назвал ее Юлией. В конце июня Октавия тоже родила девочку, Антонию.

Один из пунктов контракта с Секстом Помпеем гласил, что оставшиеся ссыльные могут вернуться домой. Среди таких ссыльных был и Тиберий Клавдий Нерон, который не чувствовал себя достаточно защищенным после пакта Брундизия. Поэтому он оставался в Афинах до тех пор, пока не решил, что теперь может безнаказанно вернуться в Рим. Сделать это было сложно, так как состояние Нерона почти исчезло. Частично это произошло по его вине, поскольку он неумно инвестировал в компании по сбору доходов, которые отдавали на откуп сбор налогов с провинции Азия и прогорели, после того как Квинт Лабиен и его парфянские наемники вторглись в Карию, Писидию, Ликию — их самые богатые источники наживы. А частично — не по его вине, разве что более умный человек остался бы в Италии и умножал свое богатство, а не убегал, оставив его в распоряжении недобросовестных греческих вольноотпущенников и бездеятельных банкиров.

Таким образом, Тиберий Клавдий Нерон, возвращавшийся домой ранней осенью, находился в таком финансовом затруднении, что оказался плохим компаньоном для своей жены. Финансовые ресурсы позволили ему нанять только открытую тележку для багажа и паланкин. Правда, он разрешил Ливии Друзилле разделить с ним это средство передвижения, но она отказалась без объяснения причин. А причин было две. Во-первых, носильщики были слабые, жалкие, едва способные поднять паланкин с Нероном и его сыном. А во-вторых, она ненавидела находиться рядом с мужем и его сыном. Транспортное средство передвигалось со скоростью пешехода, а Ливия Друзилла шла пешком. Погода была идеальная: теплое солнце, прохладный бриз, много тени, запах пожухлой травы и специальных ароматных трав, выращиваемых фермерами, чтобы вредители погибали зимой. Нерон предпочитал ехать по дороге, Ливия Друзилла шла по обочине, где ромашки образовали мягкий ковер под ногами и можно было подобрать ранние яблоки и поздние груши, которые ветром сорвало с деревьев. Пока она не исчезала из поля зрения сидящего в паланкине Нерона, мир принадлежал ей.

У Теана Сидицинского они свернули с Аппиевой дороги на Латинскую: те, кто продолжал путь в Рим по Аппиевой дороге через Помптинские болота, рисковали жизнью, ибо место было малярийное.

У города Фрегеллы они остановились в скромной гостинице, и Нерон тут же заказал ванну.

— Не выливайте воду, после того как я и мой сын вымоемся, — предупредил он. — Моя жена сможет воспользоваться ею.

В их комнате он хмуро посмотрел на нее. Сердце у нее забилось, она боялась, что лицо выдаст ее, но стояла сдержанная и услужливая, готовая выслушать уже давно известное из многолетнего опыта.

— Мы приближаемся к Риму, Ливия Друзилла, и я напоминаю тебе: старайся не тратить лишних денег. Маленькому Тиберию в будущем году понадобится педагог — вынужденные расходы, — и ты должна быть достаточно экономной, чтобы облегчить это бремя. Никаких новых платьев, никаких драгоценностей и определенно никаких специальных слуг вроде парикмахера или косметолога. Это понятно?

— Да, муж, — покорно ответила Ливия Друзилла и вздохнула про себя.

Не то чтобы ей очень нужен был парикмахер или косметолог, но она отчаянно нуждалась в покое, в спокойной жизни без постоянной критики. Она хотела прибежища, где могла бы читать, что хотела, выбирать меню независимо от стоимости блюд и не отчитываться о тех ничтожных суммах, что она тратила. Она хотела, чтобы ее обожали, хотела видеть лица, которые светились бы при упоминании ее имени. Вот, к примеру, Октавия, благородная жена Марка Антония, чьи статуи стояли на рыночных площадях в Беневенте, Капуе, Теане Сидицинском. Что она сделала, в конце концов, кроме того, что вышла замуж за триумвира? Но люди воспевают ее, словно она богиня, молятся, чтобы хоть раз увидеть ее, когда она путешествует между Римом и Брундизием. Люди продолжают бредить о ней, приписывая наступивший в стране мир ее заслугам. О, если бы стать такой Октавией! Но кого интересует жена патриция, если его зовут Тиберий Клавдий Нерон?

Он в упор смотрел на нее, озадаченный. Ливия Друзилла вдруг очнулась, облизнула пересохшие губы.

— Ты хочешь что-то сказать? — холодно спросил он.

— Да, муж.

— Тогда говори, женщина!

— Я жду ребенка. Думаю, снова сына. Симптомы такие же, какие были, когда я носила Тиберия.

Сначала пришло потрясение, потом все возрастающее неудовольствие. Уголки рта опустились, Тиберий скрипнул зубами.

— Ливия Друзилла! Неужели ты не могла лучше следить за собой? Я не могу позволить себе иметь второго ребенка, тем более второго сына! Тебе надо пойти к Bona Dea и попросить снадобье, как только мы прибудем в Рим.

— Боюсь, будет уже поздно, господин.

— Cacat! — крикнул он в ярости. — Какой срок?

— Думаю, почти два месяца. А снадобье можно применять только до шести рыночных интервалов. А у меня уже семь.

— Даже если это так, ты примешь снадобье.

— Конечно.

— Не хватало только этого! — крикнул он, вскинув кулаки. — Уйди, женщина! Уйди и дай мне спокойно принять ванну!

— Ты хочешь, чтобы Тиберий присоединился к тебе?

— Тиберий — моя радость и утешение, конечно я хочу!

— Тогда позволь мне прогуляться, посмотреть старый город?

— Что касается меня, жена, ты можешь хоть шагнуть с утеса!

Фрегеллы уже сорок восемь лет представляли собой город-призрак, разграбленный Луцием Оптимием за восстание против Рима в те дни, когда полуостров представлял собой мозаику из италийских государств, между которыми были расположены «колонии» римских граждан. Несправедливость бесцеремонного обращения с ними заставила наконец италийские государства объединиться и попытаться сбросить римское ярмо. Ожесточенная война имела много причин, но началась она с убийства приемного деда Ливии Друзиллы, плебейского трибуна Марка Ливия Друза.