Лжедмитрий Второй, настоящий - Эдуард Успенский Страница 53

Король решил принять Дмитрия. Тем более о нем знал и говорил уже весь Краков, да, пожалуй, уже и вся Польша.

Сигизмунд послал приглашение Дмитрию посетить его на адрес дома Юрия Мнишека в Кракове.

* * *

– Сигизмунд – это хорошо! – сказал Мнишек, получив приглашение во дворец. – Его поддержка чрезвычайно важна. Но, как говорится в математике, это условие необходимое, но не достаточное.

Разговор происходил в библиотеке краковского дома Мнишеков среди высоких полок библиотечного зала, полного кожаных, тисненых золотом фолиантов. И как всегда, с глазу на глаз.

– А какое необходимое и достаточное? – спросил царевич.

Его теперь было не узнать. Лучшие портные Кракова занимались его одеждой, вернее, одеждами. На каждый случай, от верховой охоты до королевского приема, ему было что выбрать.

– Такого условия нет. Все по отдельности недостаточны. По крайней мере, сейчас. Если сумеем привлечь короля, сразу же надо разобраться с церковью. Я боюсь, что без принятия католичества вам, ваше величество, нельзя дальше сделать и шага.

– Я ничего не имею против католичества, если половина мира с успехом проживает в нем, – ответил Дмитрий. – Да и разница в религиях копеечная. Я думаю, русское духовенство ее толком и не знает.

– А ваше величество знает?

– Я столько бесед имел с вашим любимцем Францем Помасским. Столько читал. Я знаю.

– И в чем оно?

– Главное в толковании триединства. От кого исходит Святой Дух, от Бога Отца только, как считают наши, или от Бога Отца и Бога Сына, как думают ваши.

– Еще в чем?

– В том, кто из апостолов главный или все равны. Наши считают всех равными. Ваши выделяют Петра.

– Еще?

– В евхаристии. В причащении к телу Христову и его крови при помощи хлеба и вина. У ваших только к телу и только при помощи хлеба. У наших еще при помощи вина.

– Еще?

– Почему Папа наместник Бога? Почему выдает индульгенции за будущие грехи? Все это решаемо при соединении церквей и не святотатственно. Беда, что люди в Русии категорически не терпят никаких перемен. Да и здесь я не могу перескочить из религии в религию как со ступеньки на ступеньку. Это процесс затяжной. Иначе никто не поверит в искренность моего перехода. А я жутко боюсь терять время. Если сейчас что-то случится с Годуновым, боже его храни, конец моему предприятию.

– Как так конец? – насторожился Мнишек. – Как так «храни»? Почему?

– Потому что на сцену сразу выйдут Шуйские, Мстиславские, Голицыны. У них прав на престол столько же, сколько и у меня. И они ближе к престолу находятся. И кто тогда пойдет за мною? Ведь многие сейчас готовы выступить не столько за меня, сколько против Бориса.

«А этот молодой гость государства Польского совсем не так наивен, как кажется, – подумал Мнишек. – При таких мозгах он своего добьется. И если он поменяет религию, то не из подлости, а по разуму и по расчету».

Юрий Мнишек не отличался честностью и щепетильностью в делах, но весьма уважал и ценил честность и щепетильность в других людях.

Мнишек еще больше зауважал Дмитрия после званого обеда, который он устроил в честь царевича для краковской знати.

Дмитрий очаровал гостей манерами, спокойствием, царственностью в беседе и жестах. Он вел себя как принц любой многовековой европейской династии. Спокойно оперировал эпизодами из древнегреческой и римской истории, легко цитировал Библию, хорошо разбирался в драгоценностях, умел говорить комплименты, знал толк в винах.

В разгар приема краковский воевода Зебржидовский предложил:

– А не пофехтовать ли нам с вами, ваше величество, немного. Хотелось бы проверить – тверда ли рука будущего государя Московского.

– Прекрасная мысль! – моментально согласился Дмитрий. – Только давайте не здесь, – показал он рукой в сторону столов и гостей, – чтобы не было слишком театрально.

Все отметили, что каким-то образом Дмитрий знаком с театром.

Остальные гости усиленно стали отговаривать царевича и воеводу, но они не согласились и, позвав с собой Мнишека, пошли в оружейный зал.

В этот раз Дмитрий решил не церемониться с Зебржидовским (как в свое время со старым Бучинским).

Они выбрали сабли и начали.

Дмитрий буквально напал на сенатора. Его сабля так и засверкала в полусумеречном зале. Через две минуты стало ясно, что, будь этот поединок настоящим, Зебржидовского, наверное, уже не было бы на этом свете.

Он поднял саблю вверх и сказал:

– Все, сдаюсь.

После этого обеда в Рим, в Ватикан к Папе Клименту Восьмому ушло очень длинное письмо папского нунция Рангони. О московском царевиче там были написаны такие строки:

«…Дмитрий – молодой человек, с хорошими манерами, смуглым лицом, с очень большой бородавкой на носу у правого глаза. Белые продолговатые кисти рук указывают на его высокое происхождение. Он говорит смело, в его походке и манерах есть что-то величественное. И эта величественность не натянута, естественна…

…Ему на вид двадцать четыре года, у него нет бороды. Он одарен чрезвычайно живым умом, весьма красноречив, держится безупречно, склонен к занятию науками, необычайно скромен и скрытен…»

Однако сам нунций Клавдий к Дмитрию в этот прием даже не подошел.

Под самый конец обеда Юрий Мнишек поднял серебряный кубок и предложил тост:

– За будущего царя Русии Дмитрия Ивановича!

И никто не отказался поддержать его.

* * *

И вот настал день 15 марта, день встречи короля и претендента.

Юрий Мнишек привез Дмитрия в Вавельский замок. Дежурный офицер королевской охраны встретил их карету у ворот, вспрыгнул на подножку и проводил до входа на парадную лестницу.

Дальше их встретил надворный маршал Петроконский и повел во внутренние покои. Пока они поднимались по лестнице, застеленной красным махровым ковром с медными перекладинами между ступенями, маршал успел шепнуть Мнишеку, что его величество желает принимать Дмитрия наедине, и Юрий Мнишек был оставлен в одиночестве в передней комнате.

Таким образом, Мнишек был резко поставлен на свое место и получил серьезный щелчок по носу.

Но король в приемном зале был не один. На аудиенции, кроме Сигизмунда, присутствовали еще четыре человека, четыре высших сановника: вице-канцлер Тылицкий, надворный маршал, виленский епископ Войка и папский нунций Клавдий Рангони. Очевидно, Сигизмунд придавал этой встрече чрезвычайное значение и хотел вести ее при очень серьезных свидетелях. Правда, свидетелей он выбрал сам.

Король принял царевича стоя. Он был в охотничьей одежде, со шляпой на голове. Он стоял, опершись левой рукой на маленький столик, правую руку он протянул Дмитрию для поцелуя. Дмитрий замешкался, не зная, как поступить, потом смиренно поцеловал ее.