Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо - Питер Акройд Страница 53

Еще до объявления войны стало достоверно известно, что французский флот у берегов Тулона готовился к боевым действиям в Средиземноморье. Долгое время французы угрожали острову Менорка, который в 1708 году перешел под британский флаг, поэтому туда в оборонительных целях с Гибралтара британцы направили флот из десяти судов под командованием адмирала Бинга ^[133]. Битва была вялой и неубедительной, Бинг проявлял излишнюю осторожность, а состояние его судов было плачевным. Когда стало понятно, что англичане сделали все, что могли, Бинг вернулся на Гибралтар, оставив британский гарнизон, расквартированный на Менорке, без всякой поддержки. Гарнизон сдался в июне 1756 года, спустя лишь месяц после объявления войны. Такое начало никак нельзя назвать удачным.

Адмиралтейство охотно переложило вину за неудачу на незадачливого офицера, и адмирал Бинг предстал перед трибуналом, а в 1757 году был расстрелян прямо на борту линейного корабля Королевского военно-морского флота «Монарх» (Monarch). Вольтер так прокомментировал этот эпизод: «Отличная идея время от времени убивать адмирала просто в назидание другим». Однако подобное жертвоприношение вряд ли могло успокоить английское общество, считавшее свою страну признанной властительницей морей. В народе зрело недоверие и гнев в отношении герцога Ньюкасла – все еще первого министра, который уже явно не мог справиться со сложившейся ситуацией в одиночку. Не исключено, что разъяренная толпа сжигала изображения Бинга, однако осмеянию подвергались и другие представители высших эшелонов власти. В сатирической песенке тех дней пелось: «На плаху Ньюкасла, на рею Бинга». Осенью 1756 года Томас Пелэм-Холлс, герцог Ньюкасл, подал в отставку. Все внимание теперь было приковано к Уильяму Питту, которого, к недовольству и даже раздражению короля, считали наиболее вероятным претендентом на пост премьера. Это был тот самый Питт, который высмеивал стремления во что бы то ни стало защищать от посягательств французов ганноверские владения правящего монарха ^[134]. Однако Питт был уверен в своих силах. Он как-то сказал герцогу Девонширскому: «Я уверен, что никто кроме меня не сможет спасти страну». Отличительная черта той эпохи состояла в том, что одна историческая личность покидала сцену через кулисы, в то время как новый герой уже появлялся у главного входа. Правда, на деле все было не так просто.

Следовало перетасовать все карты. Игроки толпились у стола и встречались по углам. Ремарки из писем политических деятелей того времени довершают картину. «Внутри механизма крутится столько шестеренок, что все они невидимы невооруженным глазом… патриот в понедельник становится придворным во вторник, а придворный в среду становится патриотом в четверг… если по ходу дела он ведет себя хорошо… оппозиция словно школьники – не знают, как вновь засесть за книги после каникул… хорошую игру сливает не один человек… Питт, не жалея лап, таскает каштаны из огня ^[135]… вы же знаете, что в Англии не существует такого человека, как первый министр, поэтому и вам не следует им притворяться… для него это лишь слова и развлечение… патриотов у нас нет, кругом лишь предвыборные спекуляции».

Повсюду царили обман, ультиматумы, угрозы, сговоры, заговоры, уловки и интриги. Х хотел стать канцлером Казначейства, однако Y налагал вето на предложение о назначении X, поскольку тогда Y мог стать министром, войти в палату общин, а еще получить прибыльный пост казначея. А хотел, чтобы В продолжал исполнять обязанности лорда-лейтенанта Ирландии, а в случае чрезвычайной ситуации уступил бы этот пост А. Политического обозревателя не удивить тем, что во все времена многие политики ставили собственные интересы выше интересов государства.

Впрочем, у Питта на руках были свои козыри: поддержка общества и доверие палаты общин. Таким образом, вопреки оппозиции короля он занял весьма влиятельный пост, став государственным секретарем Южного департамента ^[136], и позволил герцогу Девонширскому номинально стать первым лордом Казначейства. Тот принял пост в эти смутные времена, хотя Питт не скрывал своего недовольства в связи с «удобной» расправой над адмиралом Бингом. Когда младший сын короля герцог Камберлендский отказался принять командование в Германии, новоиспеченный премьер-министр едва ли мог успеть разработать собственный военный курс, за что вскоре поплатился. Георг II не мог упустить такой возможности, и уже в начале апреля 1757 года Питта сместили с должности.

Все было запутанно и непонятно. В течение трех месяцев череда министров сменяла друг друга в попытках выстроить военный курс против Франции, однако никто из них не обладал такой самоуверенностью, как Питт. В мае французская армия вторглась в курфюршество Ганновер, которое входило в курфюршество Георга II, и в сражении при Хастенбеке в июле союзники потерпели поражение. Герцог Камберлендский, командующий побежденной стороны, был вынужден принять условия мирного договора, по которому власть над Ганновером передавалась Франции. Король был вне себя от гнева и переложил всю вину на своего неумелого сына. Вернувшегося герцога он встретил холодным молчанием. «Вот мой сын, – сказал он, обращаясь к придворным, – который уничтожил меня и опозорил себя». Поскольку Камберленд после поражения больше никогда не занимал военные посты, его неприязнь к Питту уже не имела никакого значения. Даже король, видимо, осознал, что противостоять столь разнообразным врагам можно было, лишь обладая твердостью и силой.

В конце июня возникли опасения, что колеса государственного аппарата могут остановиться, и Питту ничего не оставалось, как согласиться на коалицию с главным ветераном страны – герцогом Ньюкаслом. Питт должен был заниматься военными делами, а Ньюкасл – решать внутриполитические задачи, включая повышение государственных доходов, которых требовал Питт. Союз Питта и Ньюкасла нельзя назвать гармоничным: на деле они презирали друг друга. Их объединяла лишь жажда власти и стремление быть министрами. «Будьте так добры, меньше слов, милорд, – говорил Питт, обращаясь к говорливому Ньюкаслу, – ибо слова ваши уже давно утратили для меня всякий вес». Сомнительная коалиция на деле оказалась одной из самых успешных в истории Великобритании.