Основание Иерусалимского королевства. Главные этапы Первого крестового похода - Стивен Рансимен Страница 53

В начале мая стало известно, что Кербога тронулся в путь. Помимо его собственных войск, солдат предоставили султаны Багдада и Персии, а также Ортокиды из Северной Месопотамии. К ним собирался примкнуть Дукак. Яги-Сиан в Антиохии еще держался, хотя и находился в крайне тяжелой ситуации. Среди крестоносцев росло напряжение. Они знали, что если им не удастся взять город, они будут раздавлены между гарнизоном и громадным полчищем, явившимся ему на подмогу. Император Алексей в то время вел кампанию в Малой Азии. Ему отправили отчаянную просьбу поспешить к ним на помощь. Боэмунд, твердо решив захватить Антиохию для себя, имел особые причины для беспокойства. Если император подойдет к Антиохии до ее падения или если Кербогу удастся разгромить только с помощью императора, тогда они будут обязаны возвратить город Византии. Большинство вождей были готовы отдать город Боэмунду, но Раймунд Тулузский, вероятно при поддержке епископа Пюиского, упорно не соглашался. Мотивы Раймунда не раз становились предметом споров историков. Он единственный среди самых высокопоставленных крестоносцев не был связан недвусмысленной присягой императору, однако из Константинополя он уехал в прекрасных отношениях с Алексеем, и он ненавидел и подозревал Боэмунда как своего главного соперника за руководство Крестовым походом; и они вместе с легатом могли полагать, что если уж присяга считается недействительной, то права на владение Антиохией должна иметь только церковь, представленная Адемаром. После споров и интриг крестоносцы пришли к компромиссу. Если войска Боэмунда первыми войдут в город, а император так и не подойдет, он получит Антиохию в свое распоряжение. Но Раймунд все равно продолжал роптать, а у Боэмунда были все причины радоваться.

Передышку крестоносцам дал Кербога своими неверными расчетами. Атабек не хотел наступать на Антиохию, пока в Эдессе оставалась армия франков, которая могла угрожать ему с правого фланга. Он не понимал, что Балдуин слишком слаб для наступательных действий и одновременно слишком силен у себя в мощной крепости, чтобы его можно было легко оттуда выбить. Последние три недели мая Кербога потратил на Эдессу, тщетно атакуя ее стены, а потом уже решил, что труды и потерянное время того не стоят.

В течение этих драгоценных трех недель Боэмунд упорно трудился. В какой-то момент он связался с одним из командиров тюрок в городе по имени Фируз. По-видимому, этот Фируз ^[70] был армянином, который обратился в ислам и дослужился до высокого положения при Яги-Сиане. Внешне лояльный, он завидовал своему господину, который недавно наказал его за то, что тот скопил у себя груды зерна, и поддерживал связь со своими бывшими единоверцами. Через них он договорился с Боэмундом и согласился выдать ему город. Уговор держали в строгом секрете. Боэмунд в него никого не посвящал. Вместо этого он публично подчеркивал лежащие впереди опасности, чтобы набить цену своему грядущему триумфу.

Его пропаганда оказалась даже слишком успешной. В конце мая Кербога прекратил бессмысленную осаду Эдессы и продолжил наступать. По мере его приближения по лагерю крестоносцев начала распространяться паника. Дезертиры стали бежать в таких количествах, что без толку было их останавливать. В конце концов 2 июня крупный контингент северных французов отправился в Александретту во главе с Этьеном Блуаским. Лишь за два месяца до того Этьен оптимистично писал жене из лагеря о трудностях осады, но рассказал и о триумфальной победе в битве 6 марта и подчеркнул свою важную роль в армии. Но сейчас, когда город еще не взят, а Кербога уже на подходе, ему казалось полным безумием дожидаться верной смерти. Он никогда не был великим воителем, но по крайней мере он сумеет уцелеть и поборется в другой раз. Из всех вождей крестоносцев Этьен больше всего восхищался императором. Скорее всего, Боэмунд улыбался, глядя, как он уходит, но не мог и представить себе, каким полезным окажется это бегство для исполнения его планов ^[71].

Задержись Этьен хоть на несколько часов, он передумал бы. В тот самый день Фируз прислал своего сына к Боэмунду сказать, что он готов совершить предательство. Позднее ходили слухи, что он колебался вплоть до вечера накануне, пока не узнал, что жена опозорила его с одним из тюрков из гарнизона. Он был комендантом башни Двух Сестер и прилегающей части стены города с внешней стороны, напротив замка Танкреда. Поэтому он уговаривал Боэмунда в тот же день собрать армию и повести ее на восток, будто бы он собирается на перехват Кербоги, а затем, после наступления темноты, войска тайком проберутся к западной стене, захватив с собой лестницы, чтобы взобраться на башню, где он будет присматривать за ними. Если Боэмунд на это согласен, то вечером он пришлет сына в заложники в знак того, что все готово.

Боэмунд воспользовался его советом. Когда наступил день, он послал одного из своих пехотинцев по имени Маль Куронн оповестить лагерь о том, чтобы все были готовы на закате выступить в рейд на вражескую территорию. После этого он пригласил к себе главных крестоносцев, Адемара, Раймунда, Готфрида и Роберта Фландрского, и впервые рассказал им о заговоре. «Сегодня, — сказал он, — если будет на то воля Божья, Антиохия будет предана в наши руки». Какие завистливые думы одолевали в тот момент Раймунда, он о том не поведал. Вместе со своими соратниками граф горячо поддержал план.

На закате солнца крестоносная рать отправилась на восток, кавалерия ехала по долине перед городом, а пехота трусила по горным тропам позади нее. Антиохийские тюрки увидели, как они уходят, и успокоились, рассчитывая на спокойную ночь. Но посреди ночи по гарнизону передали приказ вернуться на западную и северо-западную стены. Перед самым рассветом войска Боэмунда подошли к башне Двух Сестер. К башне приставили лестницу, и один за другим шестьдесят рыцарей под предводительством Фулька Шартрского взобрались по ней и через высокое окно на стене попали в комнату, где их с тревогой дожидался Фируз. Когда они вошли, он решил, что их недостаточно много. «Здесь так мало франков, — вскричал он по-гречески, — где же Боэмунд?» У него не было причин для беспокойства. После Двух Сестер рыцари взяли еще две башни, за которые он отвечал, что дало их товарищам возможность поставить лестницы у стен между башнями, и один итальянский пехотинец отправился доложить Боэмунду, что пора взбираться в город. За ним сломалась лестница, но, пока одни солдаты бежали по стене, ошарашивая тюрок в башнях, другие спустились в город, всполошили жителей-христиан и с их помощью распахнули ворота Святого Георгия и великие Мостовые ворота, за которыми ждала основная часть армии. Тогда крестоносцы хлынули в ворота, практически не встречая сопротивления. Греки и армяне присоединились к ним в бойне тюрок, какие только попадались им на глаза, и женщин, и мужчин, включая и родного брата Фируза. Многие христиане погибли в неразберихе. Сам Яги-Сиан, проснувшись от шума, сразу же понял, что все потеряно. Со своей гвардией он верхом бежал по ущелью, которое вело к Железным Воротам и на горный склон. Но его сын Шамс ад-Даула не утратил присутствия духа. Собрав всех, кого смог найти, он пробился в цитадель, прежде чем франки успели его одолеть. Боэмунд пошел за ним, но не смог ворваться внутрь, поэтому он установил свое пурпурное знамя на самой высокой точке, до которой можно было добраться. Далеко внизу крестоносцы, всходившие в город, приободрились при виде стяга, развевавшегося в лучах восходящего солнца.