Сто дней Наполеона - Эдит Саундерс Страница 52

«Если Наполеон и совершил ошибку, а он ее действительно совершил, так это то, что он не позаботился о нейтрализации пруссаков, о том, чтобы, маневрируя влево, своей армией вклиниться между ними и англичанами; две объединенные армии противника, образовав новую линию фронта от Катр-Бра до Брюсселя и Антверпена, могли выставить против него 200 000 человек и 600 000 пушек не позднее, чем на следующий день, 17 июня. Подобный план был бы, вероятно, принят любым разумным генералом; а таким храбрым и активным человеком, как Блюхер, его принятие было предопределено. Поэтому было необходимо любой ценой, действуя быстро, энергично и решительно, воспрепятствовать концентрации побежденной армии и ее воссоединению с англичанами».

До восхода Груши уже вновь был в штабе. Однако единственным полученным им приказом было не беспокоить Наполеона. Груши сообщили, что императору нездоровится.

Заболеванием, от которого в то время страдал Наполеон, был геморрой. Люсьен Бонапарт вспоминает, что он едва мог сесть на лошадь, покидая Париж 12-го числа; положение становилось все серьезней, и теперь он находился в руках своего доктора, Ларрея. (Джеймс Кембл в книге «Napoleon Immortal» («Бессмертный Наполеон») дает интереснейший и подробный отчет о здоровье Наполеона на протяжении всей его жизни, включая и болезни, преследовавшие его на протяжении «Ста дней».) Мнения разделились относительно того, какой эффект его нездоровье могло оказать на ход кампании. Груар полагает, что главная причина поражения французов в 1815 году состоит в ослаблении способностей Наполеона. Но большинство историков склонны думать, что болезнь не сказывалась на его умственных способностях. Он болел и раньше и не проигрывал из-за этого сражений. Он был не очень здоровым человеком с независимым и активным умом, возможно, нездоровье подстегивало его честолюбие на протяжении всей жизни, делая его неугомонным и заставляя все время желать большего. Однако многие современники говорят о приступах непреодолимой сонливости, которые им периодически овладевали, и это само по себе свидетельствует об общем упадке сил.

Груши ждал, ждала и вся остальная армия. Маршал Ней накануне вечером в 10 часов отослал Наполеону рапорт о том, что недоразумение с корпусом д'Эрлона лишило его победы. Но сам он не получил никаких новых сведений о том, что произошло на поле битвы при Линьи. Он не мог покинуть свои позиции, так как перед ним стояли значительные силы англичан, и он мог лишь ожидать указаний. Рано утром он отослал еще один рапорт Сульту, а в 6.30 он отправил генерала Флао в ставку Наполеона для отчета о событиях предыдущего дня и получения сведений о сражении с пруссаками.

В то утро Ней ничего не мог сделать без энергичной помощи основных сил армии, хотя Тьер и другие бонапартисты впоследствии резко критиковали его за то, что он не атаковал англичан рано утром и не удержал их в Катр-Бра. Наиболее опасной для Веллингтона была бы ранняя комбинированная атака французов, в которой Ней действовал бы справа, а Наполеон набросился бы на него со стороны дороги на Намюр или отрезал ему путь к отступлению далее на север, по дороге на Брюссель. Но Ней в одиночку не мог удержать его в Катр-Бра; если бы он начал атаковать его рано утром, это лишь отодвинуло бы его войска за линию расположения арьергарда. Не будучи уверен, что Блюхер выиграл битву при Линьи (чего он вряд ли ожидал), герцог никогда не рискнул бы располагаться в Катр-Бра.

Ней сделал тот единственно разумный шаг, который он мог сделать в данных обстоятельствах: он с раннего утра держал войска наготове и ждал приказа.

Веллингтон получил новости о поражении Блюхера около 7.30 утра. Ему стало известно, что армия пруссаков расположена к северу от намюрской дороги и стягивается на север к Вавру. Он понял, что намюрская дорога от Сомбреффа до Катр-Бра открыта для Наполеона и что ему следует немедленно отступать. Вопрос состоял только в том, дать ли солдатам время позавтракать. Барон Мюффлинг держался того мнения, что это можно сделать без опаски, и отметил, что, согласно его наблюдениям за французской армией в Германии, они всегда готовят завтрак утром и никогда не отправляются в путь раньше 10 утра. Веллингтону очень хотелось избежать удручающего эффекта, который могло произвести отступление вкупе с голодом, и потому был дан приказ войскам получить горячую еду. Затем они должны были отступить к Мон-Сен-Жану, оставив позади английскую кавалерию и конную артиллерию в качестве арьергарда.

Прусская армия была встревожена и по необходимости действовала на протяжении всей ночи. Корпуса Цитена и Пирха I некоторое время отдыхали в Тийи и к северу от него, оставив арьергард во владении Бри; корпуса Тильманна находились в Сомбреффе, готовые прикрывать общее отступление; Бюлов, который вечером подошел близко к полю битвы, был направлен в деревню на четыре мили к востоку от Вавра. Цитен и Пирх начали двигаться к Вавру на заре, и французы не чинили им в том никаких препятствий. Фон Ягов тихо выскользнул из Бри в тыл, и примерно в это же время Тильманн покинул Сомбрефф. Таким образом, прусская армия двигалась на север, помимо довольно значительного потока дезертиров, которые спешили к Намюру.

Этими дезертирами, численностью около 8000 человек, были солдаты, нарушившие строй в центре, после того как Императорская гвардия пробила брешь в прусской обороне в Линьи. Не выдержавшие суровых испытаний, выпавших на их долю в пылающей деревне, они бежали, обуреваемые одним-единственным желанием — спастись от войны, даже если это означало голод и бродяжничество по миру. Пажоль, вместо того чтобы понять, что беспорядочный поток дезертиров представлял собой лишь пораженчески настроенную часть армии, тратил попусту время, убеждая их вернуться, отлавливая и отбирая оружие, от чего было мало пользы по сравнению со сведениями, касавшимися передвижения к Вавру, которые он мог собрать. Ранним утром он послал рапорт Груши, сообщая, что следует за противником, который отступает единым фронтом к дорогам на Намюр и Льеж.