Скрытая Жизнь Древнего Рима. Рабы и гладиаторы, преступники и проститутки, плебеи и легионеры... - Роберт Напп Страница 52

Стоит отметить, что указанные рабы и вольноотпущенники принадлежали разным хозяевам, следовательно, установили взаимоотношения самостоятельно.

Самым большим достижением либертина являлась свобода, которой он добился для себя и своей семьи. Гермерот, участник необыкновенно роскошного пиршества, которое организовал вольноотпущенник Тримальхион, обращался к Энколпу с речью, полной достоинства и гордости за обретение своей свободы: «Одному тебе мы кажемся смешными. Вот твой учитель, почтенный человек! Ему мы нравимся. Ах ты молокосос, ни бе ни ме не смыслящий, ах ты сосуд скудельный, ах ты ремень моченый! „Мягче, но не лучше!“ Ты богаче меня! Так завтракай дважды в день, дважды обедай! Мое доброе имя дороже клада. Одним словом, никому не пришлось мне дважды напомнить о долге. Сорок лет я был рабом, но никто не мог узнать, раб я или свободный. Длинноволосым мальчиком прибыл я сюда: тогда базилика еще не была построена. Однако я старался во всем угождать хозяину, человеку почтенному и уважаемому, – ты и ногтя его не стоишь! Были в доме такие люди, что норовили мне то тут, то там ножку подставить. Но – спасибо Гению моего господина! – я вышел сух из воды. Вот это настоящая награда за победу! А родиться свободным так же легко, как сказать: „Пойди сюда“» (Сатирикон, 57).

Видимо, первое, что делал освобожденный раб, – это старался выкупить рабыню, с которой он жил, и детей, если у них были таковые; как говорит Гермерот: «Я выкупил на свободу мою жену, чтобы никто не вытирал рук у нее за пазухой». Конечно, не все вольноотпущенники имели семьи, но если они были, то самым главным считалось освобождение жены и детей. Холостой либертин мог жениться после обретения свободы. Существовали некоторые ограничения прав богатых вольноотпущенников (в частности, запрет на вступление в брак с представителями сенаторского сословия), но обычные свободно женились по своему выбору; если у них появлялись дети, они имели такое же право завещать свое имущество наследникам, как и свободнорожденные. В семье либертина могли быть дети, даже если мужчина выходил на свободу в 30 лет, а женщина в еще более зрелом возрасте. В любом случае вольноотпущенник гораздо больше ценил семью, чем свободнорожденный. Надежное подтверждение важности наличия семьи мы видим в надгробных надписях либертинов и, особенно, на скульптурных рельефах, где изображены не мифологические сюжеты или героизированные портреты, часто встречавшиеся на гробницах элиты, а обычные люди, глядящие на нас из могилы, одетые, как горожане, в тогу или столу, и зачастую вместе с ребенком.

Нежные отношения между супругами-вольноотпущенниками показаны в знаменитой эпитафии Аврелия Гермиона и его жены Аврелии Филемато: «Я, Луций Аврелий Гермион, вольноотпущенник Луция, сапожник, работавший на холме Винимал. Эта женщина, Аврелия Филемато, вольноотпущенница Луция, умершая раньше меня, моя единственная жена, чистоплотная и преданно любившая верного ей мужа, жила равной в любви, и никакие себялюбивые желания не отвлекали ее от долга ее. [Изображение Филемато, с любовью смотрящей на Гермиона.] Это Аврелия Филемато, вольноотпущенница Луция. При жизни я звалась Аврелией Филемато, добродетельной, скромной, пренебрегавшей нечестивостью толпы, преданной моему мужу. Он был моим со отпущенником и теперь тоже разлучен со мной – увы мне! Он был мне больше чем отцом. Он взял меня к себе на колени, едва я достигла семи лет – и сейчас, спустя сорок лет, я умерла. Он преуспевал во всех делах среди людей благодаря моей преданности и беззаветному служению» (CIL 6.9499 = ILS 7472, Рим).

Во многих других надписях, хотя и коротких, выражалось уважение к покойному супругу: «Духам Гая Октавия Трифона, вольноотпущенника Марцелла. Элия Муса поставила этот монумент своему достойному мужу» (СIL 6.23324, Рим).

В другой надписи показано почтение, с каким сын исполнил желание родителей быть вместе в смерти, как и в жизни: «Марк Волций Эвгемер, вольноотпущенник Марка, просит, чтобы после смерти его останки были помещены вместе с останками Волции Кресты, его жены, в одну урну. Марк Волций Сердон, сын его, исполнил волю отца» (CIL 6.29460 = ILS 8466, Рим).

Эти выражения любви и памяти практически не отличаются от таких же признаний в надписях свободнорожденных.

В «Сатириконе» мы имеем пример гордого отца, мечтавшего о лучшем будущем для своих детей, чего желал и отец Горация своему сыну. У Эхиона-лоскутника было двое сыновей. Один из них имел склонность к интеллектуальным занятиям и получил первоначальное образование на греческом языке. Другой уже обучился грамоте и овладевал понемногу юридической наукой, готовясь заняться делом Эхиона либо стать цирюльником, глашатаем или стряпчим. Еще одна надпись тоже говорит о родительской любви – мать скорбит о своей умершей дочери: «Посилла Сенения, дочь Кварта, покоится здесь. И Кварта Сенения, вольноотпущенница Гая. Прохожий, остановись и прочти эту надпись. Матери не было дозволено радоваться своей единственной дочери. Какой-то из богов – я не знаю, какой именно – позавидовал ей и не дал этой радости. Поскольку при жизни она одевалась сама, после смерти мать сделала это согласно обычаям, когда закончилось ее время на земле. Она поставила над ней этот красивый памятник, она, которая любила ее всю ее жизнь» (CIL 9.4933, Монтелеони-Сабино, Италия).

Вот отец горюет, что его ребенок не успел вкусить свободу, завоеванную для него отцом: «Посвящается богам. Я не укажу ни его имя, ни его возраст, чтобы горе не разрывало наши сердца, когда мы будем читать эту надпись. Ты был дорогим нам младенцем, но смерть слишком рано забрала твою жизнь. Ты так и не насладился свободой. Увы, увы! Разве не горько сознавать, что тот, кого ты так любил, ушел? Теперь вечная смерть дала тебе единственную свободу, которую ты будешь знать» (CIL 8.25006, Карфаген).

Трудно сказать, сколько детей обычно имели вольноотпущенники. Можно лишь предполагать, что многих детей, рожденных в рабстве, не смогли выкупить, что рабы, получив свободу в пожилом возрасте, так и не завели большой семьи. Также неизвестно, что происходило с их следующим поколением, ведь признак статуса вольноотпущенника (родовое имя, данное по имени патрона, а не родного отца) уже не упоминался в именах его детей. Судя по нижеприведенной надписи, супруги Аттик и Салвиола называли себя «вольноотпущенниками Эрота», тогда как своего сына, родившегося уже от свободных родителей, – «сыном Аттика», как принято у свободнорожденных: «Гай Юлий Аттик, вольноотпущенник Эрота, поставил при жизни этот монумент. Юлия Салвиола, вольноотпущенница Эрота, покойная, и Гай Юлий Виктор, сын Аттика, умерший в возрасте 18 лет, покоятся здесь» (CIL 13.275, Сен-Бертран-де-Комменж, Франция).

Как я уже говорил, либертины утверждали свое достоинство не только в свободе и семьях, но и в своих делах. Хотя среди них происходило естественное расслоение, зависевшее от успехов (например, различие между владельцем лавки и крупным торговцем, который путешествовал в иные страны), очень важное значение придавалось самой профессии и партнерам по работе. Приблизительно в половине эпитафий указывается ремесло или профессиональное занятие умершего – это чаще, чем в надписях свободнорожденных, в отличие от эпитафий на гробницах аристократов, где старались вообще не упоминать о какой-либо работе, предпочитая указывать государственную должность и заслуги перед обществом. Самое высокое положение среди вольноотпущенников занимали августалии, члены жреческих коллегий, созданных императором Августом для отправления культов ларов и пенатов, которые могли принимать активное участие в местной жизни, что до некоторой степени возмещало им запрет занимать посты в городском совете. Поскольку августалии с их амбициями можно уподобить городской элите, состоявшей из свободнорожденных, они не представляют для нас интереса.