Чингисхан - Джон Мэн Страница 52

Во время охоты хан упал, а кабан, за которым он гнался, вместо того чтобы наброситься на него со своими клыками, остановился как вкопанный. Цянчунь сказал, что это знак, который подают Небеса, чтобы напомнить ему, что всякая жизнь бесценна, в этом случае жизнь кабана. (Видимо, Цянчунь не воспользовался случаем высказаться по поводу миллиона или того больше человеческих существ, которых совсем недавно перебили в этих местах, свидетельства чему нельзя было не видеть, куда ни обратишь взор, возможно такова воля Небес, и Чингис всего лишь их беспомощное орудие.) Так или иначе, годы берут свое. Нужно прекратить охотиться.

«Я прекрасно понимаю, что твой совет несравненно прекрасен, — ответил хан. — Но, к несчастью, мы, монголы, с детства воспитаны стрелять из лука и скакать на конях. Нелегко отказаться от таких привычек». Тем не менее он попытался внять совету и месяца два не охотился.

Во время прощальной встречи было объявлено о награде, на которую Учитель и его последователи надеялись. Чингис спросил, много ли у Цянчуня в Китае учеников. О да, ответил Лю Вень, когда он сопровождал Учителя, он собственными глазами видел много учеников — и списков, составленных сборщиками налогов для изъятия части собираемых ими до ходов. И тут Чингис отдал приказ освободить от налогов учеников Цянчуня — практически всех его последователей, — и указ был тут же написан, и на него поставили императорскую печать. Это был очень хитрый ход: Чу Цзай готовил почву под это решение, но имел в виду распространить закон вообще на всех даосских монахов. По какой-то причине Чу Цзай отсутствовал и не был на последней аудиенции, и в результате выиграли только даосы. Чу Цзай никогда не простил этого старику.

Мановением руки Чингис дал ход малой революции, которой суждено было послужить и ему самому, и его духовному наставнику. Не успел Цянчунь добраться до дома, как перед лицом новой, централизованной и в высшей степени амбициозной формой даосизма начал отступать буддизм. Цянчунь ехал на чингисхановских перекладных и был в Бейджине в начале 1224 года, где его встречали толпы почитателей. Желая как можно скорее видеть осуществление ханского указа, Учитель призвал своих последователей спокойно признать власть монголов. Освобождение от налогов имело потрясающий эффект для привлечения сторонников. С этого момента маленькая секта, почти не видная в тени своего родителя и соперника буддизма, стала расти как на дрожжах, новые группы приверженцев взялись строить новые храмы — наместник Бейджина отвел для одного из них большой участок земли — и забирать приходящие в упадок буддийские. Для даосов это было время чудес предзнаменований. Журавли делали в небе круг, колодец с прогорклой водой наполнялся кристально чистой пресной. Планета Марс вошла в созвездие Скорпиона, предзнаменуя катастрофу, которую Учитель сумел отвести с помощью умелых заклинаний. В нескольких случаях силой молитвы он приостановил голод.

В 1227 году Цянчуня сделали главой всего расширяющегося и свободного от налогов движения, по существу он становится своего рода даосским папой, а его Ватиканом делается подновленный и расширенный храм, переименованный в его честь. Но он знал, что совсем недолго осталось до его часа (что и понятно, если учесть, что ему было 79 лет и что он страдал от дизентерии). Когда ураган разрушил один из берегов дворцового озера, Учитель улыбнулся и промолвил: «Когда падают горы и высыхают озера, разве это не время для меня уйти тем же путем?»

22 августа, за шесть месяцев до своего восьмидесятилетия, он скончался. По странному совпадению в тот же месяц и тот же год умер его величайший ученик: но это история для еще одной главы. Ли Цичан описывает его смерть краткими и простыми, как мазок кисти, словами. В тот день Учитель написал стихотворение о быстротекущей жизни и ее неумирающей сущности в предвосхищении мгновения, когда он сбросит скорлупу своего тела и вознесется к святому бессмертию. «Потом он пошел в зал Пао цюань и возвратился к Чистоте и Непорочности. Зал наполнился необыкновенным благоуханием».

Нельзя не сказать, что его переход в лучший мир иной не был одинаково оплакиваемым и вовсе не был окружен атмосферой всеобщей преданности и неземного пиетета. Цян-чунь очень многое сделал для своей секты, и это доводило буддистов-ортодоксов до бешенства, они радовались его кончине и злорадствовали по поводу обстоятельств, в которых она произошла. Он умер от дизентерии, подчеркивали они, сидя в туалете, и грубо злословили по поводу источника благоухания, который окутал его в минуту смерти.

Но последователей у него было великое множество, а слава росла не по дням, а по часам. Когда к его телу открыли доступ, за день проходило до 10 000 желавших отдать ему последние почести — князья, чиновники, ученые, простолюдины, буддийские священнослужители и монахи, не говоря уже о даосах, число которых множилось каждый день. Добровольцы отстроили храм в его честь всего лишь за 40 дней. Сумасшедший Ван и его апостолы станут действующими лицами пьес и рассказов, а учение секты Полного Совершенства станет основной частью современного даосизма во исполнение стихов, написанных Учителем Цянчунем в день его смерти: