План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941-1945 - Алан Кларк Страница 52

Если производство танков в России действительно достигало 700 единиц в месяц, как утверждал Гальдер, то перспективы немцев на самом деле выглядели бы бледными. Но два из главных центров танкостроения, в Харькове и Орле, были во вражеских руках, как и большинство заводов-поставщиков в Донецком бассейне. Завод, выпускавший KB в Ленинграде, работал со сниженной производительностью, и вся продукция шла на местные нужды. Прославленные заводы на Урале (а именно в Свердловске и Челябинске) только начинали развертывать производство весной 1942 года. Хотя официальная советская история говорит о значительном расширении производства танков во второй половине года, представляется маловероятным, что во всяком случае в первые месяцы оно было выше, чем у немцев, а реальная численность танков на русском фронте была, безусловно, ниже. В кровопролитных боях первого военного лета Красная армия потеряла почти весь свой танковый парк в 20 тысяч машин. Экономика понесла почти такие же тяжелые потери: если брать уровень 1940 года за 100 процентов, то производство угля снизилось на 57 процентов, чугуна – 68, стали – 58, алюминия – 60 и зерна – на 38 процентов. Не входя в тонкости расчетов, которые подвержены искажениям каждой стороной, будет правильно сказать, что советские промышленные мощности снизились примерно в два раза под влиянием наступления немцев в 1941 году.

В первые месяцы 1942 года с заводов в Британии и США через Северный морской путь в Мурманск и сухим путем из Персии в Россию поступило определенное количество танков ^[70]. Что с ними случилось, остается загадкой. Русские, что вполне понятно, отвергли большую часть их как непригодных к применению. (Само по себе это уже характеризует отставание западного танкостроения, если единственная модель, сколько-либо пригодная на Востоке – «шерман» – начала выходить с конвейера, став уже устарелой по русским стандартам. Первые поступления танков «шерман» начались не ранее осени 1942 года, когда превосходящие их Т-34 уже производились в течение 18 месяцев, а Т-34/85 и «тигр» уже были готовы к запуску в серию.) Несколько британских танков поддержки пехоты типа «матильда» и «Черчилль» использовались в так называемых «отдельных» (то есть действующих при поддержке пехоты) бригадах, где они стали приемлемы благодаря своей очень толстой лобовой броне. На последующих этапах боев на Кавказе Клейст заметил несколько американских танков «хани» – легких быстроходных танков с 37-мм пушкой. Но похоже, большинство западных танков распределялись среди театров, где не было боевых действий, как, например, Финский фронт и Дальний Восток, и они играли лишь косвенную роль.

Острая нехватка в танках и явное неумение руководить большими вооруженными массами, проявленное первым поколением советских командиров, вызвали необходимость появления новых бронетанковых частей, формировавшихся весной 1942 года. Это были точные повторения смешанных группировок, которые так успешно замедлили германское наступление в ноябре и зарекомендовали себя как эффективные средства в условиях зимнего контрнаступления. Они получили название танковых бригад и состояли из двух (иногда трех) танковых батальонов, оснащенных KB и Т-34, моторизованного пехотного пулеметного батальона, минометной роты и противотанковой роты. Последняя была в большинстве случаев вооружена 75-мм L46, хотя выпуск этой пушки прекратили в 1942 году, так что к осени того года все противотанковые роты имели 76,2-мм пушки L30. «Кавалерийские» и «механизированные» бригады следовали этому же образцу. Часто из-за нехватки танков бывало и так, что танкового компонента не было вообще. Эти соединения предназначались для наступлений, прорыва и окружения противника, но на самом деле они были слишком легковесны, чтобы самостоятельно осуществлять такие задачи, а сведение их в корпуса шло не совсем гладко.

К началу мая русская Ставка сформировала около 20 таких новых танковых бригад. Имелся еще ряд так называемых «отдельных» бригад (в этом случае речь шла об отделении их от классических танковых соединений), которые были подчинены командирам дивизий и использовались для сопровождения пехоты.

Хотя большинство дальневосточных частей были израсходованы в зимних сражениях, Ставка могла снова черпать из этого источника в феврале и марте, когда стал ясен масштаб ведения боевых действий японцами на Тихом и Индийском океанах. Кроме того, было около полумиллиона резервистов, имевших элементарную подготовку, которых призвали поздней осенью 1941 года, но еще не использовали в боях. Призывники 1921-го и 1922 годов были практически неподготовлены и не вооружены, они не могли быть готовы ранее конца года. Поэтому Красная армия на данное время вводила призывников в старые, закаленные в боях части вместо того, чтобы создавать новые армии (в отличие от практики своих противников). В тылу, на трудовом фронте, царила жесточайшая дисциплина, заводы и фабрики работали круглосуточно, часто в неотапливаемых цехах, с выбитыми стеклами и дырявой крышей. Плодом описанной политики явилось создание стратегического резерва, состоявшего из примерно 30 вновь организованных стрелковых дивизий, в дополнение к 20 танковым бригадам вышеописанного типа.

По стандартам прошлого лета, это было совершенно незначительной величиной – едва ли достаточной для поддержки остальных 160 с небольшим соединений, растянутым от Ленинграда до Таганрога. Однако жестокая трепка, заданная немцам зимой, жалкое состояние пленных немцев и очевидное превосходство в некоторых видах вооружения, а именно в танках и артиллерии, по-видимому, воодушевляла русских, позволяя им думать, что вермахт находится в худшем положении, чем показывали факты. Эта вера была тем сильнее, чем дальше от фронта находился человек. Особенно долго она сохранялась в Ставке даже после того, как разочарования местных командиров в эффективности своих мартовских атак убедили их в том, что немцы все еще очень сильны и не потеряли в себе уверенности.

Все еще неизвестно, какие стратегические обсуждения шли в Москве в начале весны 1942 года, и мы не знаем, кто (если он и был) в Ставке возражал против плана тройного наступления, выдвинутого в то время. Конечно, Сталин был за него, и результат – бесплодная трата сил, которых едва хватало даже вначале, и безжалостное продолжение операций еще долгое время после того, как стала очевидна их тщетность, – несет печать личного вмешательства диктатора.

Хотя советский план основывался на правильном истолковании целей немцев, он предусматривал лобовое противодействие, а не использование ловушки в духе той, что так хорошо оправдалась перед Москвой. Он опирался на рискованную идею, что нанесение удара первым даст Красной армии преимущество. Если немцы намеревались овладеть Ленинградом летом 1942 года, то Сталин решил полностью освободить город, прорвав осаду между Тихвином и Шлиссельбургом. Кавказским амбициям Гитлера противостояло желание Сталина в результате длительного усилия отвоевать Крым. Самым важным замыслом, требовавшим применения практически всего советского танкового резерва (и конечно, всех новых соединений Т-34 и KB), было наступление Тимошенко в форме двухстороннего охвата (клещи) на германские позиции перед Харьковом. Этот город, четвертый по величине в СССР, должен был быть взят, и тогда вся система немецких коммуникаций на юге России была бы разрушена. Принятие трех отдельных целей, столь удаленных друг от друга, что давление на одну ничем не повлияет на положение в другой, может оправдываться только тогда, когда наступающий имеет намного более мощную армию. В результате неудачу потерпели все три замысла.