Жизнь Бальзака - Грэм Робб Страница 52

В каком-то смысле Бальзак готовился справляться с грядущим успехом. Скоро он бежит из Парижа в то время, когда революция, казалось, вот-вот переломит ход истории Франции. Переломный момент наступил и в жизни Бальзака. В тот период словно образовался водораздел, давший начало двум крупным рекам. Глубоко, почти с мазохистской отрешенностью, погрузившись в работу, Бальзак считал, что занят бесполезной борьбой.

В январе 1830 г. он писал: «Дни тают в моих руках, как лед на солнце. Я не живу, я изнашиваюсь самым ужасным образом – но, умру ли я от работы или от чего-то другого, мне все равно». Он сам заранее готовился к катастрофе, так как намеревался сочетать написание романов с сочинением пьес. Автор «Кромвеля» уже настолько хорошо изучил себя, что не учился на своих ошибках: неудача в конечном счете служила для него поощрением. Среди его замыслов были «Дон Жуан» в соавторстве с Эженом Сю и целая серия драм, которые он собирался продавать по франку штука. Писать их он подбивал соседа-журналиста, Виктора Ратье. Ратье неоднократно приходилось наблюдать за тем, как работает Бальзак. Он просиживал за столом в течение огромных отрезков времени. «Обедал он неизменно консоме, бифштексом и салатом, запивал еду стаканом воды, за которой следовали многочисленные чашки кофе. Кофе подавала ему Флора с терпением, достойным восхищения»⁴⁰⁸. С драмами так ничего и не вышло; вместо них Бальзак подарил Ратье рукопись короткого романа, сделав его одним из первых в длинной веренице людей, которые будут получать от него подобные дары. Скоро он прославится, говорил Бальзак, и тогда рукопись можно будет продать за целое состояние. Тот роман, кстати, был написан тем же, свойственным Бальзаку, способом. Бывало, он на пари запирался в комнате с бумагой, пером и чернильницей и через двенадцать часов выходил с законченной рукописью. Ратье писал, что для Бальзака подобное поведение «не было самонадеянностью. Внешне он казался крайне деспотичным, и все же на самом деле я не знал человека скромнее его. Никто не умел признавать свои ошибки быстрее, чем он сам, и никто не делал этого искреннее. Никто не судил себя так строго».

Другая река текла совсем в ином направлении. На публике Бальзак почти не подавал виду, что буквально только что всю ночь просидел над рукописью. Появляясь в чьем-нибудь салоне, он тут же заполнял собой все пространство; когда он что-то рассказывал, непонятно было, стоит он или сидит⁴⁰⁹. «Казалось, он висит в воздухе над полом. Иногда он нагибался, как будто хотел подхватить с пола новый замысел, затем поднимался на цыпочки, следя, как его мысли выстреливают в бесконечность»⁴¹⁰. Очевидцам, видевшим и слышавшим Бальзака в тот период его жизни, часто не хватало эпитетов для его описания. Хорошо и вместе с тем неряшливо одетый; приземистый, коренастый, но казался настоящим великаном; не толстый, но и не худой… Задолго до того, как Бальзак набрал вес, он обладал присущей только ему округлостью – «податливый конверт, ни в коей мере не ноша, которую тяжело носить». Его вес служил не якорем, но движущей силой.

Бальзака трудно было описывать не только из-за его внешности. Выйдя из неизвестности в тридцать лет и написав примерно 10 процентов того, что выльется в «Человеческую комедию», обитателям модных салонов он казался веселым жуиром, который охотно расхваливает свои опусы. Он занимал гостей веселыми историями, что в то время вовсе не было чем-то необычным. Правда, немногим удавалось сочинять истории на ходу, как Бальзак, чуть ли не на темы по заказу слушателей. И никто, кроме Бальзака, не умел так перебивать себя, чтобы восхититься сочным пассажем. Время от времени самореклама делалась более откровенной. Заметив в «Меркюр де Франс» объявление о выходе своей «Физиологии брака» и прочитав, что в следующем номере напечатают рецензию, Бальзак тут же побежал к Лакруа, который писал для «Меркюр», чтобы убедиться, что тот понимает, что перед ним безусловный шедевр. На тот случай, если Лакруа этого не понял, Бальзак написал рецензию сам⁴¹¹. Она появилась в номере от 23 января 1830 г.: «Живой, красочный, живописный стиль, остроумный и язвительный, приятные анекдоты, еще приятнее оттого, что их рассказывают целиком. Мы искренне рекомендуем этот любопытный труд, в котором мысль смелее ее воплощения и который, подобно “Физиологии вкуса” Брийя-Саварена, придется по вкусу всем». Уловку Бальзака можно было бы счесть самонадеянной, но, с другой стороны, чего ему стесняться? Оживленную рецензию, написанную в духе задушевной беседы, также, объективно, можно считать доказательством хорошего вкуса автора.

Успех, когда он наконец пришел, очень кстати имел самые разные последствия. После «Физиологии брака» и рассказов, которые начали выходить в журналах, Бальзак стал видной фигурой в светских кругах и в литературном Париже. И все же признание, по сугубо материальным признакам которого он тосковал еще на улице Ледигьер, вызвали его взгляды, прямо противоположные обществу. Его творчество можно назвать провокационным, хотя и весьма дружелюбным, гласом вопиющего в пустыне. Довольно долго Бальзака будут считать только автором «Физиологии брака» – по словам Жюля Жанена, «отвратительной книги, на которую до него никто не осмеливался»⁴¹². То, что пресытившийся «молодой холостяк» – Бальзак, было секретом Полишинеля. Его сочли писателем комическим. Правда, в целом признавалось, что он сделал серьезную попытку нейтрализовать вредоносное действие устарелого института и что ему это в значительной мере удалось. Один рецензент рекомендовал новобрачным читать «Физиологию брака» после медового месяца. Жюль Жанен написал Бальзаку, что его «отвратительные истории» о супружеском несогласии утешали его в период временной импотенции. В 1833 г. старый школьный друг в письме с Мартиники намекал, что из-за книги Бальзака он отложил свою свадьбу⁴¹³. Тем не менее громкий успех Бальзака сопровождался не менее громким скандалом. Аврора Дюпен, молодая баронесса из Ноана, в 1831 г. приехала в Париж. Она одевалась в мужскую одежду и завела роман с Жюлем Сандо (впоследствии она возьмет псевдоним Жорж Санд). Она писала подруге, что требования новизны понуждают писателей выбирать отвратительные темы: «Бальзак достиг высот славы, описав любовь солдата к тигрице и любовь художника к кастрату (“Сарразин”)»⁴¹⁴. Сама «Физиология брака» стала фейерверком, брошенным к ногам степенного общества, которому еще предстояло довольно быстро оправиться после Июльской революции. Это был арьергардный бой, замаскированный под развлечение. Может быть, больше всего возмущало публику то, что Бальзак нашел свою подлинную аудиторию в том подавляемом большинстве, которому он явно не рекомендовал читать «Физиологию…»: женщин.

Впрочем, женщинам не рекомендовали читать «Физиологию брака» не потому, что автор боялся ее разлагающего влияния, но потому, что они, «сами того не понимая, уже прочли ее»⁴¹⁵. Поклонницы осыпали Бальзака письмами; по некоторым подсчетам, количество писем превышает 10 тысяч⁴¹⁶. В 1831 г. поклонницы начали приезжать на улицу Кассини. Дочь одного лионского книгопродавца, «узнав» себя в героине «Загородного бала», в письме благодарила Бальзака за то, что он позволил ей узнать саму себя. Она добавляла во фразе, которая должна была польстить ему, поскольку он сам многократно ее повторял: «Вы видите, что такие чувства существуют во всех классах, потому что я не знатна и даже не богата… Для меня настоящая знатность заключается в гениальности»⁴¹⁷.