Вячеслав Молотов. Сталинский рыцарь "холодной войны" - Джеффри Робертс Страница 52

Хрущев еще не полностью утвердил свой авторитет во внешней политике, и Булганин, выступая, озвучил существующий курс о поддержке воссоединения Германии. Советский Союз, говорил он, «готов оказать всю возможную помощь восстановлению германской целостности и заключению мирного договора с Германией на приемлемой основе»59.

Организация Варшавского договора (ОВД) часто характеризуется как военный оппонент НАТО – таковым он действительно стал, – но у ее истоков стояла кампания за европейскую коллективную безопасность и первоначально ее направленность была политической: послужить образцом общеевропейской системы коллективной безопасности. И в последней статье варшавского пакта говорилось: «В случае создания в Европе системы коллективной безопасности… настоящий Договор утратит свою силу со дня вступления в действие Общеевропейского договора»60.

Хотя ФРГ все-таки вступил в НАТО, Молотов продолжал надеяться, что кампания за общеевропейскую коллективную безопасность добьется успеха, не в последнюю очередь из-за наметившихся благоприятных тенденций, прежде всего советско-западного соглашения о воссоединении Австрии, которое должно было быть подписано в ближайшее время.

Выход из тупиковой ситуации, в которую зашли советско-западные переговоры по поводу договора об окончании союзной оккупации Австрии, предложил Молотов в феврале 1955 г., выступая в Верховном Совете. Годом раньше на Берлинском совещании он наметил два условия австрийского договора: гарантия нейтралитета страны и сохранение символического количества советской оккупационной армии до подписания мирного договора с Германией.

В Верховном Совете Молотов развил эту мысль: если обеспечить гарантии против нового аншлюса , то можно вывести все войска еще до того, как будет заключен мирный договор с Германией. Кроме того, он предложил созвать новую советско-западную конференцию, которая рассмотрит и германский, и австрийский вопросы, таким образом, сохранив связь между двумя предложенными соглашениями61. Но через несколько дней австрийский посол в Москве Норберт Бишофф сказал Семенову, что есть возможность провести сепаратные двусторонние переговоры с СССР. Президиум поручил Молотову воспользоваться этим, и 25 февраля он связался с Бишоффом и заявил, что его речь в Верховном Совете является новой позицией, которая открыта для дальнейшего обсуждения62. Потом были и другие дипломатические беседы; и в середине апреля австрийский канцлер Юлиус Рааб прибыл в Москву для переговоров. По итогам визита Рааба было выпущено совместное коммюнике, где австрийцы обещали постоянный нейтралитет, а СССР соглашался вывести свои войска к концу 1955 г., если текст договора будет согласован с четырьмя государствами-оккупантами63. Вслед за ним прошли четырехсторонние переговоры в Вене между Британией, Францией, Соединенными Штатами и СССР, а 15 мая был подписана Декларация независимости Австрии. Произнося речь при подписании, Молотов сказал: «Заключение австрийского договора будет продуктивно в плане ослабления международной напряженности, и в этом заключается его особое значение»64.

Принято считать, что Молотов возражал против австрийской декларации и подписал ее лишь под давлением остальных советских руководителей, которые были рады инициативе, способной улучшить перспективы в натянутых отношениях Востока и Запада. Это мнение основано на событиях Пленума ЦК, состоявшегося в июле 1955 г.65. Там шла обширная дискуссия о советско-югославских отношениях, и ее центральным моментом стали возражения Молотова против восстановления отношений компартий СССР и Югославии. Он не был против политического и дипломатического сближения с Югославией, но не соглашался с полным отказом от бывшей советской критики Тито, когда его упрекали в уходе от марксизма-ленинизма. На этом же Пленуме Молотова самого ругали за оппозиционную позицию на встречах Президиума в последние месяцы66, эта критика вошла в официальную резолюцию, выпущенную ЦК.

В открывающей речи на Пленуме Хрущев говорил в основном о Югославии и не упомянул австрийский вопрос. Но после того, как Молотов высказал генсеку ответные замечания, слово взял Булганин и добавил к уже высказанной критике упреки в других внешнеполитических ошибках, например в связи с Австрией. Вслед за Булганиным выступил министр торговли Анастас Микоян. Он подробно расписал нежелание Молотова менять политику в отношении Австрии. В завершающей речи Хрущев посвятил австрийскому вопросу довольно большой раздел, напирая на то, что Молотов мешал заключению договора и был намерен как можно дольше безосновательно держать советские войска в Австрии.

Под этим напором Молотов проявил раскаяние и стал оправдываться. Он защищал бывшую советскую политику в отношении Югославии, считая критику националистического уклона Тито законной, и указал, что в недавнем прошлом Белград выбрал на международной арене линию, противоречащую курсу СССР. В конце обсуждения Молотов, делая финальные ремарки, несколько сдал позиции, признал за собой грех оппозиции в плане югославского вопроса и поклялся в вечной верности партии и ее руководству. Однако каялся он недолго. По поводу австрийского вопроса Молотов имел сказать вот что: «Должен сказать, товарищи, что я никогда не сомневался в том, что этот вопрос надо решить. Возможно, министерство иностранных дел мешкало несколько месяцев, и, торопясь найти ошибку, мы не торопились с изменением нашей позиции по этому вопросу. Мы возражали, показывая, что мы нормально работаем и т. д. Конечно, мы промедлили и не достаточно изменились… Если с моей стороны были возражения по конкретным вопросам, например, в отношении сроков, то это не существенные возражения… Тут вспоминали, что в первоначальном проекте мы предложили сохранить право Советского Союза вернуть войска в Австрию в случае осложнений в связи с перевооружением Западной Германии. На самом деле мы это предложение выдвинули, но не настаивали на нем, и было бы ошибкой, если бы мы так сделали. Остальные разногласия по этому вопросу у меня в памяти не остались, поскольку они не имели фундаментального значения. Да, не все наши предложения были верными, и Президиум Центрального Комитета нас поправил по австрийскому вопросу и другим вопросам, требуя от нас более четких, скорректированных проектов, чем те, которые мы представили. Но в практической работе такое случается»47.

Документы из архива МИД говорят в поддержку версии Молотова. Предложение отделить вопрос о выводе советских войск из Австрии от вопроса о мирном договоре с Германией было впервые сформулировано подчиненными Молотова в январе 1955 г. в последующих проектах, из которых складывалась новая политическая линия. Громыко и другие еще больше смягчили советскую позицию, в том числе сократив срок вывода войск с двух лет до полугода68. Обсуждения в Президиуме конечно же сыграли роль в этом процессе переформулировок, и, похоже, из всего советского руководства Молотов больше всех был заинтересован в сохранении связи между двумя задачами. Но не стоит преувеличивать изменения в советской позиции по австрийскому договору. Вопрос стоял так: оставлять или нет символическое количество оккупационных войск в Австрии до тех пор, пока не будет подписан мирный договор с Германией. Прошлая позиция была выгодна тем, что позволяла при необходимости «торговаться» на переговорах с западными странами о германском вопросе. Но в начале 1955 г. все менее вероятным казалось, что подобная дискуссия вообще произойдет. И в таком новом контексте тактическим преимуществом стал сдвиг в сторону заключения договора с Австрией, так как это послужило бы образцом для аналогичного соглашения с Германией.