Мирабо - Рене де Кастр Страница 52

Собрания обычно проходили у женевского приятеля Клавьера, банкира Паншо. Соперник Неккера, он был одним из тех людей, что исподволь способствовали финансовому разорению Франции; он из тех, кто ответствен за кризис 1789 года; борясь против Неккера, он, возможно, принес больше зла, чем если бы связал свои интересы с интересами соперника.

Полной ясности относительно маневров этих бессовестных финансистов до сих пор нет. Неккер выступил в качестве защитника интересов народа против двора, чтобы потешить свое тщеславие и набить свою мошну. Паншо же рассчитывал придать размах своему делу, получив высокую должность в правительстве. Для осуществления этого плана он предоставил себя в распоряжение двора, став его официальным банкиром. Можно быть интриганом и оставаться хорошим финансистом. Паншо пришла в голову новая для его времени идея — создать эмиссионный институт, разрешенный государством (или даже поддерживаемый им), чтобы выпускать бумажные деньги. Этот орган, названный Учетной кассой, стал прообразом Центрального банка. С тех пор как Тюрго разрешил Паншо в 1776 году запустить этот механизм, он действовал без перебоев.

Финансовые кризисы, вызванные войной в Америке, а потом крахом Гемене, поставили государственный бюджет в трудное положение, что отразилось на Учетной кассе. Чтобы свести концы с концами, сюринтендант дʼОрмессон был вынужден занять для казны шесть миллионов ливров в Учетной кассе. В истории Франции это было первое обращение государства за ссудой к своему банку. Выделив аванс, касса приостановила платежи.

Возможно, это был маневр Паншо с целью дать государственные гарантии своим бумажкам. Такая дальновидная политика не привела акционеров в восторг. Паншо отстранили от должности, заменив его Куге де Ла-Норе, хотя, как только преемник д’Ормессона Калонн ^[27] возместил шесть миллионов, выделенных казне, Учетная касса вернула доверие к себе.

Затем она получила значительную прибыль: в 1785 году дивиденды составили 13,3 процента, тогда как цена акций возросла с трех до восьми тысяч ливров. В этот момент касса решила расширить свою деятельность, взяв под свое крыло Испанский банк, основанный в Мадриде Кабаррусом. Вкладчики набросились на новые бумаги, так что была поставлена под угрозу эмиссия текущего займа.

Именно в тот момент Клавьеру поручили купить Мирабо. Паншо, жаждавший мести, вознамерился разорить созданную им Кассу, от которой его отлучила некомпетентность акционеров. Чтобы добиться этой цели, Бриссо, Клавьер и, возможно, сам Паншо подготовили материалы для серии памфлетов.

Мирабо попросили эти памфлеты написать. Ему все это было уже знакомо, поскольку он когда-то написал эссе, основанное на знаменитом «Отчете» Неккера, опубликованном в 1781 году. Поэтому он очень быстро справился с заданием. По выражению Бриссо, «Мирабо… проникся идеями Клавьера и оставил на них свою особую отметину».

Здесь мы затрагиваем важный момент в истории Революции, поскольку видим, что Мирабо использовал знания специалистов, чтобы получить власть над умами людей.

За три месяца вышли три брошюры, породившие различные толки: «Об Учетной кассе», «Об Испанском банке» и «Письма к г-ну Куте де Ла-Норе об Испанском банке и Учетной кассе». Как и хотел Паншо, акции Учетной кассы и Испанского банка упали наполовину. Женевский финансист и его сообщники, игравшие на понижение, сколотили состояние. Подписчики набросились на облигации государственного займа, которые вдруг показались им надежными бумагами.

Никто не мог предугадать, что Калонн вызовет к себе Мирабо, чтобы поздравить его и заказать ему памфлеты. Этот альянс должен был сыграть важную роль в падении монархии, но о нем мало что известно. Можно лишь предположить, что с 1785 года Мирабо пытался склонить Калонна если не к режиму представительства, то, по крайней мере, к учреждению «совещательного собрания». Можно считать, что Ассамблея нотаблей, ставшая прологом Генеральных штатов, была следствием этих предложений, к которым присоединили свой голос Лафайет, Талейран и, возможно, Бриссо.

Отношения Мирабо и Калонна быстро испортились: маркиз д’Аранда, посол Испании и великий магистр масонского ордена, заявил правительству о своем протесте против падения курса акций Испанского банка. Сюринтендант финансов публично обвинил Мирабо и изъял из печати книгу, которую только что ему заказал, как «сочинение одного из тех лиц, кто имеют дерзость писать о важных материях, в которых разбираются недостаточно для того, чтобы дать публике полезные сведения».

Мирабо не мог отвечать. Он сидел без денег, субсидии Клавьера и Паншо уже растаяли. Он пристрастился к политике и хотел любой ценой в ней укрепиться. Проглотив оскорбление, он попросил отступных. Калонн выдал 600 ливров; Мирабо их взял, потом, по соглашению с министром, сочинил другой памфлет, который Калонн раскритиковал, чтобы укрепить доверие к государству.

В очередной раз разочаровавшись в вельможах, Мирабо отдал себя в руки Клавьера и Паншо; они втянули его в новое предприятие, которое имело досадные последствия — противопоставило Мирабо властям и отвратило от него Калонна. На сей раз Паншо захотел сыграть на понижение против не только порядочной, но и общественно полезной компании братьев Перье, знаменитых промышленников, которые решили организовать в Париже подачу воды в дома посредством «огневого насоса», откачивавшего воду из Сены в резервуар на холме Шайо. Затея народу понравилась; биржа благожелательно встретила акции, которые выросли в цене с 1200 до четырех тысяч ливров.

Мирабо выпустил памфлет «Об акциях Водной компании Парижа», и цена акций упала до двух тысяч ливров. Калонн, будучи крупным акционером, пришел в ярость; он заставил компанию защищаться. Та обратилась к самому знаменитому памфлетисту того времени — самому Бомарше.

Ловко опровергнув аргументы Мирабо, писатель закончил громкой фразой: «Прежде злые нападки называли Филиппинами. Возможно, когда-нибудь какой-нибудь шутник назовет эти выпады „мирабелями“ по имени графа Мирабо, который mirabilia fecit» ^[28].

Полемика продолжалась; Мирабо снискал дружбу водоносов, напуганных идеей водопровода, который сделал бы их услуги ненужными. Зато он настроил против себя городские власти и двор.

Вместо того чтобы ответить Бомарше, он решил, что надежнее будет повести атаку непосредственно на Калонна. Министр был так зол, что в очередной раз замаячил призрак тайного указа. Чтобы избежать заключения, Мирабо собрался основать газету в Германии.

Его отъезд всех устраивал, и Калонн решил: быть по сему. Он выдал Мирабо кое-какие средства, а Верженн снабдил его рекомендательным письмом.

«Вы знаете ум господина де Мирабо, — писал Калонну герцог де Лозен, — вы знаете, как обаятельно он умеет писать и говорить и как интересно будет послушать, что он станет говорить о Вас в Пруссии».