Айседора Дункан. Модерн на босу ногу - Юлия Андреева Страница 52

И вот она снова в России, словно в насмешку, опять окружена белым, сверкающим и невероятно холодным снегом, как будто бы судьба снова хочет, чтобы ее чувства остыли, превращая ее в из пылкой женщины в ледяную статую.

Она совершенно одна. Не спасают русские танцовщики, которые вновь вовлекают Айседору в свою жизнь, новые знакомства. Да, в прежние времена она бы из кожи вон вылезла, доведись ей вот так запросто принимать у себя принцев крови, актеров и певцов с мировым именем, теперь она больше сосредоточена на себе. Ее тело уже не столь легкое, как было до родов, в движениях появились плавность и медлительность, груди болят, а во время танцев туника нет-нет да и заливается молоком. В театре на гримерном столике она пишет бесконечные письма, в Берлин маме и сестре, во Флоренцию Крэгу, Марии, Элеоноре. Грустное, печальное время. Айседора едва отрабатывает намеченное, отказываясь от новых выгодных предложений, напоследок согласившись на подвернувшееся приглашение от голландского театра выступить на их сцене, справедливо полагая, что из Голландии рукой подать до Берлина. Она заболевала, не понимая этого и списывая недомогания на счет недавних родов. Едва закончив выступление на сцене амстердамского театра, Дункан упала в обморок и пришла в себя только в гостинице. Доктор определил неврит, честно сообщив, что это заболевание пока еще не умеют лечить, впрочем, Айседора была молодой, сильной и достаточно выносливой. Поэтому он прописал ей полный покой, запретив раздвигать тяжелые занавеси, которые не пропускали света. Так длинные дни и ночи она и лежала в полубредовом состоянии, обложенная со всех сторон мешками со льдом и получая вместо еды молоко с опиумом. Засыпала, во сне являлась к своим близким, кормила ребенка, спорила с братом, вдруг обнаруживала себя в Афинах или Париже… дни плавно объединялись в недели, недели перерастали в месяца. явившийся из Флоренции Крэг, забыв обо всем, ухаживал за своей умирающей подругой. Три недели он дежурил у постели больной и сбежал, только получив нетерпеливый вызов Дузе: «Выступаю в “Росмерсгольме” в Ницце. Сцена неудовлетворительна. Приезжайте немедленно».

И он поехал, понесся к человеку, с которым априори не умел правильно общаться и который не собирался подстраиваться под него. В результате случилось то, что и должно было случиться. Они наговорили друг другу ужасные вещи и расстались навсегда.

Оказалось, что, не дождавшись Крега, его восхитительные декорации были разрезаны на куски, после чего какой-то местный Kulibin кое-как приладил их к сцене.

Крэг устроил бешеную истерику, крича на Дузе и брызжа слюной. Огромный и яростный, он всерьез напугал и смертельно обидел ни в чем не повинную актрису, которая не привыкла, чтобы кто-то вообще повышал на нее голос, а тут… Оскорбленная Элеонора указала ему на дверь. Так закончился альянс Крэга и Дузе. Больше они уже никогда не будут работать вместе.

Все старания Айседоры пошли прахом, деньги, время… Крэг и Дузе, как разобиженные карапузы, расползлись по своим углам и ни за что не желают мириться. Обиделись на весь мир и на нее – на Айседору – в частности. Скоро каждый из них станет требовать от Дункан невозможного – признать его правоту и перестать дружить с противником. Но Крэг – отец ее ребенка и любимый мужчина, а Элеонора – подруга и потрясающая актриса. Не обращая внимания на протесты врачей, шатаясь от слабости, Айседора садится в поезд до Ниццы. В дорогу ей выдают немного опиума, чтобы она могла снимать боль. Но танцовщица явно не рассчитала свои силы, на вокзале в Ницце ее уже буквально выносили из поезда на руках и уложили в коляску.

– Куда? – поинтересовался возница.

– В гостиницу, быстрее, – слабо попросила Айседора. В это время в Ницце проходил уличный карнавал. Люди в костюмах и масках, играли музыканты, плясали веселые Коломбины, боясь покалечить кого-нибудь из пирующих на площади, извозчик повез Айседору кружной дорогой, стараясь объехать эпицентр основного веселья. Зябко кутаясь в шаль, Дункан смотрела на небо, которое то и дело озарялось разноцветными огнями, с шипением взмывали к облакам развеселые шутихи, кто-то поил шампанским лошадей, белый плащ смерти гонялся за прохожими, посреди улицы перед трактиром, название которого Айседора не сумела прочитать, были выставлены длинные столы, на которых среди полупустых бутылок и кружек плясали уже весьма пьяные девчонки. Неожиданно целая компания белых призраков окружила экипаж Айседоры. Маски скелетов, опухшие, посиневшие лица мертвецов, маски животных с окровавленными клыками, возница отбивался кнутом, честно защищая свою пассажирку. Ослабленная из-за болезни, Дункан могла только таращиться на пытавшегося вытащить ее из коляски, как устрицу из раковины, безумного призрака, который тянул к ней свои окровавленные ручищи, крича «Танцуй! Танцуй!». На мгновение Айседоре показалось, что она уже умерла и черти тащат ее в самое пекло. Ее действительно тащили, целовали, разрывая одежду и дыша в лицо перегаром.

Карнавал в Ницце в начале ХХ века

На счастье, опытный возница все же сумел заставить лошадь двигаться быстрее, щедро потчуя не в меру развеселившихся гуляк кнутом и сдабривая каждый удар заковыристым напутствием. Наконец, измученную и растерзанную Айседору получилось с третьей попытки устроить в отель. Не в тот, где жила Дузе, из-за карнавала все номера оказались заняты, так что, немного поплутав по сошедшему с ума городу, извозчик наконец доставил Айседору в достаточно приличный отель, минутах в двадцати пешей прогулки до центра, в котором ей удалось снять пару комнат.