Тайные общества русских революционеров - Рудольф Баландин Страница 52

«Они не были правы, – утверждала Фигнер, – не террор отвлекал молодежь от деятельности в народе, а отсутствие результатов, как свидетельствовали те, кто этой деятельностью занимался; им нечем было похвалиться перед колеблющимися, нечем увлечь тех, кто хотел блага народа и ставил себе вопрос: как помочь ему, как и куда направить свою энергию, свои духовные силы? Все рассказы лиц, живущих в деревне, говорили одно: даже легальная культурная работа там невозможна; каждый деятель в деревне – в тисках урядника, волостного писаря, станового и исправника, и нет ему места в поле зрения этой вездесущей полиции. Понятно, что постоянное вынужденное бегство каждого, кто хотел приблизиться к мужику, не могло поощрять попыток повторять такие опыты.

Я, жившая в провинции в 1877–1879 гг. и отлично знающая положение дел в Самарской, Саратовской, Тамбовской и Воронежской губерниях, могу удостоверить без всякой натяжки, что тяга к „хождению в народ”, которая и в начале семидесятых годов была очень кратковременной и практически для отдельных лиц продолжалась недели, много-много месяц-два, к концу 1875 года остановилась и ограничивалась лишь повторением попыток со стороны тех, кто счастливо ускользнул от происшедших разгромов…

Я прожила в Петровском уезде 10 месяцев, мои ближайшие товарищи в Вольском уезде немного более, и утверждаю, что к нам за все время не присоединился ни один человек, хотя устроиться на местах при уже заведенных связях было чрезвычайно легко. Можно было прийти в отчаяние от революционного одиночества, в котором мы жили. Можно удивляться, как мы, живые, энергичные люди, так долго терпели это положение: только глубокая вера в народ, чаяние, что он и без усилий интеллигенции проснется, поддерживали нас. “Земля и воля” послала на Поволжье только свой отряд, но влияния на стремление молодежи, в смысле „хождения в народ”, не имела. Лично я, живя в 1877 году в Петербурге, тщетно искала людей, которых можно было бы привлечь к деятельности в провинции».

Уже тогда стало ясно: народники выглядят в народе белыми воронами. Так, живший в 1878 году среди крестьян Саратовской губернии А.И. Иванчин-Писарев, работавший волостным писарем, вспоминал, что его поведение приводило в недоумение местную власть. Что ж это за писарь? Не пьянствует, преподношений не требует, составляет бумаги грамотно… Нет, это сомнительная личность!

Только на первый, наивный взгляд молодых энтузиастов хождение в народ – занятие не только благородное, но и чрезвычайно полезное для революционного дела и увлекательное. Реальность оказалась совсем иной, чем они предполагали.

Началось увлечение активной борьбой. Сторонники политического террора верно подметили, от чего сильнее забьются молодые сердца, какой необходим импульс для того, чтобы революционное движение расширилось и пробежало огоньком по всей России. Они создали пропаганду действием, сообщили импульс, указали конкретную цель и путь к достижению ее. Они воодушевляли примером, выводили из неподвижности и увлекали на бой, на подвиг смелый и отважный.

Как свидетельствует Вера Фигнер: «Программа (имеется в виду программа Исполнительного комитета «Народной воли») была прочтена, без лишних слов обсуждена и утверждена – с ней покончили быстро, и мы перешли к плану организации партии и к уставу Исполнительного комитета. Это название мы взяли у липецких товарищей, составлявших главное ядро нашей инициативной группы, которая должна была явиться самочинным центром – будущим руководителем и вершителем партии, замышляемой нами.

Сообразно требованиям напряженной борьбы с могущественным противником, план организации партии “Народная воля” был построен строго централистически и во всероссийском масштабе. Сеть тайных обществ – народовольческих групп, – из которых одни могли преследовать общереволюционные задачи в определенном районе, другие – задаваться специальными целями, выбрав себе ту или иную отрасль революционной работы, должна была иметь один общий для всех центр – Исполнительный комитет, через который устанавливались общее единство и связь».

Точных данных о количестве народовольцев не существует, да и не может быть: во-первых, число их было непостоянным, а во-вторых, помимо активистов, существовало значительное количество помогающих или сочувствующих им. Советский историк С.С. Волк в исследовании «Народная воля» отметил 67 городов России, где существовало 80–90 ячеек этой организации. Кроме того, было около 200 кружков народовольческого направления. Но все это – обобщенные показатели за четыре года. На каждый определенный момент число их было значительно меньше.

Сами народовольцы предполагали, что перед 1 марта 1881 года по всей стране их было примерно 500, не считая 3–5 тысяч рабочих и учащихся, охваченных их пропагандой. Однако опытных подпольщиков было всего лишь несколько десятков человек. Им противостояли десятки тысяч профессиональных сыщиков, полицейских, жандармов, не считая огромной армии дворников, в обязанность которых входило наблюдение за подозрительными жильцами и их знакомыми.

Местные группы народовольцев должны были безоговорочно подчиняться Центру и по первому требованию отдавать в его распоряжение свои силы и средства. В ведении Центра находились все общепартийные функции и общероссийские дела. В момент восстания он призван был распоряжаться всеми наличными силами партии и направлять их для революционного выступления. До того времени главное внимание направлялось на организацию заговора, обеспечивающую возможность переворота с целью передачи власти в руки народа. Таким было главное направление партии.

«Тем более странно было название террористической, – писала Фигнер, – которое она получила впоследствии; ее окрестили этим именем по одному бросавшемуся в глаза признаку – по внешнему обнаружению ее деятельности. Террор никогда сам по себе не был целью партии. Он был средством обороны, самозащиты, считался могучим орудием агитации и употреблялся лишь постольку, поскольку имелось в виду достижение целей организационных. Цареубийство входило в этот отдел как частность. Осенью 1879 г. оно было необходимостью, вопросом текущего дня, что и дало повод некоторым, в том числе Гольденбергу, потом изменившему нам, принять цареубийство и террористическую деятельность за самый существенный пункт всей программы».

Нет никаких оснований сомневаться в искренности Фигнер. Однако приходится помнить, что субъективное мнение членов Исполнительного комитета может не соответствовать объективному положению дел. Уже одна только подготовка и осуществление покушений на царя требовали таких усилий, что все остальное отступило на дальний план.

Сказывался принцип, которому они неуклонно следовали: цель оправдывает средства. И вне их желания такое, казалось бы, средство для дезорганизации общества, как цареубийство, превращалось в цель. Так политический террор объективно стал основой деятельности «Народной воли», не столько средством, сколько целью.

По словам Фигнер, цареубийство они задумали единственно ради прекращения дальнейшего развития реакции, мешающей организационной работе, стремясь как можно скорее перейти к ней. Было решено предпринять в четырех местах покушение на жизнь Александра II. Наряду с этим члены Исполнительного комитета вели деятельную пропаганду, как среди рабочих, так и среди интеллигенции. Желябов вел ее в Харькове, Колодкевич и Фигнер – в Одессе, Александр Михайлов – в Москве, а Квятковский, Корба и другие – в Петербурге. Деятельность пропагаторская и организационная, как она свидетельствовала, всегда шли рядом с работой разрушительной, она была менее заметна, но тем не менее должна была принести свои плоды.