Тайный год - Михаил Гиголашвили Страница 52

– Может, «вабить»? В Ярославской волости так охотники про волчий вой говорят: «волки вабят», вопят значит, воют…

– А вабило ^[87]? Вроде как приманка? – возразил Арапышев.

Третьяк как отрезал:

– «Вабить» я сам слышал. Моя жена из-под Ярославля, мы туда к тёще наведываемся, я с мужичками якшаюсь помаленьку… Да и «рюхать» – что-то тоже оттуда, из Ярославской… То ли про свиней говорят, то ли про кабанов…

Тут опять вступил Арапышев:

– А бздюх – это какой-то мелкий зверь… Хорь, кажется, или куница… Или бобр…

Третьяк провёл посохом по полу черту:

– В общем, охотники… Нил – охотник из Ярославской волости. Но зачем-то здесь был. Ещё не помнишь ли особого? Ну, запахи там или ещё что? А то охотников Нилов навалом будет, всех не перебрать… Может, ворванью разило или рыбой?

Задумался. Запах? Да, запах был!

– Был запах, странный! Когда проклятый Нилушка с меня крест сдирал, низко наклонясь, я почуял, – сказал Третьяку, не обращая внимания на скорбные выкрики Арапышева: «Как, крест сорвал? Тельник?». – И был этот запах похож на тот, что в коптильнях бывает… Да, вот так… Где с копчением дело… В детстве мы с твоим родным, а моим крестовым братом Малютой в одну коптильню за Орбатом часто наведывались – там татарва лошадей резала и вялила, а мы у них помесячно деньги брали за покой и постой, оттуда этот запах помню… Коптильщик он! И с носом у него что-то не так – сломан либо на сторону скручен, но что-то такое с носом – верняк!

Отложив шапку и расстегнув недорогую потёртую шубу, Третьяк стал беспалой рукой водить по столу:

– Уже немало. Значит, надо искать охотника Нила в деревнях вокруг Ярославля, кои близки коптильному делу. Или искать коптильщиков, кои охоту любят… И часто туда и сюда ездят – чего им тут ночью надо было? Где Ярославль – и где мы? Может, родню тут имеет?

Арапышев, видя, что с ним не особо говорят, вставил наперекор:

– А может, они просто для себя что-то в тот день коптили или вялили – мало ли? Убили кабана или медведя – и закоптили. – Но Третьяк продолжал, не обращая внимания:

– Одного зовут Нилушка, с носом у него что-то такое. Коптильни прочесать…

Вдруг он вспомнил:

– А ещё кричали: «Ноди! Ноди! Дёру! Ноди!»

Третьяк повторил нараспев:

– Ноди, ноди… Нет, не слыхал… А нет ли тут кого из Ярославля, чтоб у него эти слова вызнать?

Крикнули Прошку, велели идти к стрельцам, найти кого-нибудь из ярославцев и привести сюда, на что Прошка ответил:

– А чего далеко ходить? Кухарь Силантий – ты его давеча под батоги за рыбу поставил – из-под Ярославля! Позвать? Мигом!

– Зови!

Прошка исчез. А они подбили бабки: приметы есть, зацепки имеются, можно начинать сыск.

Напомнил:

– И главное, пусть стукачи повсюду спрашивают, не продаёт ли кто колец, сверкательных камней, золотых шматов или книгу дорогую, «Апостол», в бархат оболоченную, с золотыми жуками-застёгами. – И добавил, искоса поглядывая на онемевшего Арапышева (тот при перечислении открыл было рот, но тут же закрыл, чтобы невзначай не задать вопросов, валившихся с языка): – А ещё лучше – на живца ловить: запустить в Ярославле сплётку – дескать, какой-то богатина бежать от тирана задумал, посему в золоте, камнях и ином ценном нуждается, скупает всё подряд без торговли, чтоб с собой в Польшу вывезти… Может, клюнут? Авось вылезут, понесут? Не выдержат же долго голодные на таких сокровищах сидеть?

При словах о «таких сокровищах» и у Третьяка задёргался глаз, рука полезла к виску, он рискнул спросить напрямую:

– Что они взяли, государь? Чего искать, когда мужиков найдём?

– Вы сперва воров найдите, а уж потом я сам за дело возьмусь! – нашёлся, решив про письмо и родителевы вещички не упоминать.

В этот миг Прошка втолкнул кухаря Силантия. Несло от него капустой и жареным луком. Кухарь пал на колени, был обескуражен и не знал, куда смотреть, а на слова «Встань, ворюга! Будешь ещё царскую рыбу жрать?» – жалобно заголосил:

– Да я… Не я… Я да рыбу… Рыбу да я… Да никогда… Не жру совсем…

– А скажи нам, что по-вашему, по-ярославски, значит слово «ноди»? Когда такое кричат? Слыхал такое? Ноди?

Силантий, ожидавший продолжения рыбного допроса, удивился с колен:

– Чего? Ноди? А ноди по-нашему – «ноги»! Глупые люди так говорят: вместо ноги – ноди, вместо руки – рути… Кричат, если убежать хотят: ноди в рути – и давай!

Переглянулись: одно к одному, ещё особое слово на Ярославль указывает! Уточнив, правильно ли, что «рюхать» про свиней говорят (и услышав, что больше о кабанах – у кабанов хрюкло покрепче будет, чем у свиней, кабан рюхает, а свинья хрюкает), – отпустили кухаря:

– Иди и больше белорыбицу не жри…

– Да ни боже мой… Да никогда… Куда в глотку полезет? – И Силантий спешно выполз задом.

Потом Арапышев и Третьяк начали совещаться, как лучше сделать: послать в Ярославль людей из Москвы или тамошним сыскарям довериться? Арапышев думал, вернее своих людей послать, а Третьяк говорил, что местные свои места лучше знают. Притом тамошний воевода – боярин надёжный и верный, пусть пошлёт своих ярославских бутарей по сёлам да по рядам пробежаться, шибаев ^[88] и барышников опросить и всех Нилов-коптильщиков с перебитыми носами, что на охоту часто ездят, вместе соберёт – и на Москву, в Разбойную избу, переправит. Вместе с этим слух пустить, что некий купец золото скупает. И золотоваров и жидов застращать: если что на продажу им принесут подзорного – тут же докладывать. На этом пока остановились.

Переждав медленный уход Третьяка Скуратова, удержал Арапышева за рукав и, глубоко заглядывая ему в глаза, спросил, не слышно ли чего о Кудеяре?

Тот виновато затряс головой:

– Залёг где-то на дно, не слыхать. Пропал!

– А не могут эти воры, что меня обчистили, Кудеяром посланы быть? – продолжил приходившее на ум, но сам себе мысленно ответил: «Да кто же знал, что я ночью, ума лишён, бежать брошусь? Я сам того не знал! А если даже в засаде караулили и за мной поехали – то убили бы или украли бы, чтобы потом Девлет-Гирею продать, по миру в клетке возить, а так что? Дали по уху – и уехали, ноди в рути… Да и кто знать мог, что сокровища великие в повозке будут? Никто. Сам не знал – покидал, что попало, словно калачи, до сих пор посчитать невмочно, чего и сколько пропадом пошло…»

Арапышев подтвердил его мысли:

– Не думаю, что Кудеяровы проделки. Случайные злыдни были. С чего бы Кудеяровым людям по-ярославски балакать? Хотя, конечно, всяко бывает – мало ли кто у него в шайке состоять может? Но два человека всего? Он большой шайкой нападает. Да и не оставил бы в живых. Больше на простых проезжих мужиков думаю: едут, видят – человек без помощи, давай его грабанём. Мало ли таких? Человек на многое способен, когда думает, что безнаказан останется…