Тайные страницы Великой Отечественной - Александр Бондаренко Страница 52

— Начнем с самого начала — когда именно мы впервые заговорили о союзниках и необходимости союза в войне?

ЗИМОНИН: Здесь можно сказать, что Россия всегда откликалась на выполнение союзнического долга, союзнических обязательств: достаточно вспомнить Итальянский поход Суворова или Заграничный поход Русской армии 1813-1814 годов...

РЖЕШЕВСКИЙ: О союзе неоднократно говорили в ходе англо-франко-советских переговоров весной и летом 1939 года. Это слово неоднократно произносилось Черчиллем в период 1937-1938 годов, когда он довольно последовательно выступал за создание, как он однажды выразился, союза трех великих демократий — Великобритании, СССР и США, на антигерманской основе...

— Но 23 августа 1939 года между Германией и Советским Союзом был подписан Договор о ненападении — и все переговоры прекратились до лета 1941 года?

РЖЕШЕВСКИЙ: Действительно, есть такое мнение, что будто бы в этот период не существовало никаких реальных, деловых контактов между Советским Союзом — с одной стороны, Великобританией и Соединенными Штатами — с другой. Но это не соответствует действительности! Сразу же после заключения советско-германских договоренностей начались наши переговоры с США и Великобританией, в конечном итоге явившиеся той определяющей базой, которая и послужила образованию антигитлеровской коалиции. Не позднее, чем через десять дней после заключения советско-германского договора, Черчилль — тогда военно-морской министр и первый лорд Адмиралтейства, — пригласил на беседу посла Майского и сказал, что у нас нет никаких противоречий. Что Англия рассчитывает на установление дружественных отношений с Россией и на то, что нейтралитет СССР будет носить благоприятный для Великобритании характер.

НИКИФОРОВ: Иван Михайлович Майский писал в своем дневнике, что он тогда приехал в гости к Черчиллю, и сэр Уинстон показывал ему свое поместье. У него была прекрасная коллекция дорогих вин, и Черчилль сказал, что в ней есть одна особо ценная бутылочка 1793 года, которую он бережет для совершенно особого случая. На вопрос, что это за случай, Черчилль ответил, что это будет тогда, когда наши армии будут вместе громить гитлеровскую Германию...

РЖЕШЕВСКИЙ: Этот визит послужил началом для переговоров, которые английский посол Криппс вел в Москве с Молотовым и другими нашими деятелями, а в Лондоне эти переговоры вел Майский. То есть задолго уже до выступления Черчилля 22 июня 1941 года, стало ясно, что мы можем рассчитывать на поддержку Великобритании в случае начала нашей войны с Германией.

ЧУРИЛИН: Чтобы понять всю сложность той ситуации, в которой оказалась наша страна в 41-м году и раньше, надо проанализировать и широкое окружение Советского Союза, и отношение СССР с сопредельными с ним государствами. Волей геополитического положения наша страна оказалась как бы между двух очагов войны: возникшего на Дальнем Востоке, в Манчжурии, в начале 1930-х годов, и созданного Гитлером в Европе в середине 1930-х годов...

ТЮШКЕВИЧ: И наша взвешенная предвоенная политика в 1938-1941 годах на западе и на востоке — в целом себя оправдала.

ЯМПОЛЬСКИЙ: Я бы добавил сюда еще опасность с юга: Турция, традиционный наш враг, поддерживала Германию, с которой буквально перед самой войной заключила военный союз...

ЧУРИЛИН: Фундаментальная проблема, которая стояла перед Советским Союзом — не оказаться один на один с остальным миром, с которым его разделяли глубочайшие идеологические противоречия. Нам приходилось не просто держать порох сухим, но и готовиться к обороне с двух направлений.

— А между тем, нам долго внушали — по крайней мере, на уровне обыденного сознания, — что СССР к войне был абсолютно не готов и не готовился...

ЧУРИЛИН: Нет, анализируя деятельность тогдашнего руководства нашей страны с позиций сегодняшнего дня, отметим, что работа эта велась очень грамотно и разумно. В первом эшелоне нашей работы была политическая деятельность, стремление сплотить усилия государств, опасавшихся агрессоров, в единый фронт, добиться сдерживания агрессии, но при этом достаточно много внимания уделялось и военной подготовке. Причем и военная подготовка ведь тоже была непростая: решалась важная и ответственная задача строительства наших Вооруженных сил, а также большое значение имело получение разного рода научно-технических сведений, информации, образцов вооружения, которые потом были использованы в создании наших систем... Работа велась серьезная, глубокая и многоплановая.

— Несмотря на вышеупомянутые идеологические противоречия, «западники» сами протягивали нам руку дружбы. Почему?

МЯГКОВ: Со стороны Запада, я бы подчеркнул — со стороны США, это во многом вынужденный был союз, ради достижения каких-то собственных интересов и ради того, чтобы война, агрессия, не коснулась непосредственно Западного полушария...

РЖЕШЕВСКИЙ: Совершенно понятно, почему проявлял инициативу Черчилль — от вступления СССР в войну с Германией зависела судьба Великобритании. Аналогичная тенденция была и в отношениях с США, но здесь инициативу проявили мы: в ноябре 1939 года Сталин отправил письмо Рузвельту, выражая надежду, что совместными усилиями удастся не допустить дальнейшего расширения агрессии.

ЧУРИЛИН: Хоть и небеспроблемно, но удалось создать определенные военно-политические связи и с Чехословакией. Если бы ситуация развивалась более благоприятно для нашей страны, возможно, что этот мини-блок, мини-союз мог бы стать достаточно серьезной несущей конструкцией Европейской безопасности. Однако совместными усилиями двух антагонистов — фашистской Германии и англо-французской группировки, — судьба Чехословакии была решена, чем был, кстати, нанесен удар и по нашей безопасности. Мы оказались без союзника в Европе. Зато Советский Союз смог защитить единственного своего союзника в Азии, и этот вопрос сейчас почему-то забыт...

ЗИМОНИН: Да, ведь уже в самом начале Второй мировой войны мы проявили себя как надежные союзники. 1939 год — это Халхин-Гол. Японцы решили захватить Внутреннюю Монголию и Внешнюю Монголию, а в случае успеха дойти и до Байкала. Мы, по договору с Монгольской Народной Республикой, ввели войска и помогли остановить и разгромить группировку противника, а тем самым — выйти Монголии из Второй мировой войны. Монголы об этом говорят с глубокой благодарностью. Я председательствовал на конференции, где один монгольский историк сказал так: «Жуков — это Божий дар миру! Благодаря Жукову Монголия была вне военных действий до 1945 года, когда мы тоже помогли СССР»

ЧУРИЛИН: Монголию мы защищали энергично и очень эффективно, — все посягательства японцев на захват этой территории были отражены. При этом мы понесли существенные потери, но выполнили свой союзнический долг.

— Тогда возвращаемся в Европу, где союзнические отношения только еще утверждались, и все было очень непросто.

ЧУРИЛИН: Действительно, диалог с западными демократиями у нас тогда не удался. То, что Чехословакия рухнула под напором фашистских агрессоров, являлось следствием нежелания Франции вступить с нами в практические союзные отношения.

С другой стороны, хорошо известны события августа 1939 года, когда с нашей стороны были предприняты усилия создания более плотного военного взаимоотношения с Англией и Францией. Тогда в Москве побывал целый ряд руководящих деятелей англо-французских вооруженных сил, их принимал маршал Ворошилов, велись консультации по практическим шагам по пресечению фашистской агрессии. Однако союз не получился. В свою очередь, объективно распался и англо-французский союз — после того, как большая часть Франции была оккупирована Гитлером.