Джентльмен что надо - Нора Лофтс Страница 52

– Этот вопрос, насколько я могу судить, волнует не только тебя, он волнует всех англичан, – энергично обтираясь полотенцем, заявил Ралей. – Нет, не назвала. Ни словечка на эту тему, но мы с Кобхэмом как раз это и собираемся обсудить. Большинство высказывается в пользу шотландца Якова. Но я знаю, что Сесил – его человек, и почти уверен, что он действует против меня через Совет Звездной палаты, хотя мне непонятно – почему: мы ведь всегда были друзьями. Я же больше склоняюсь к инфанте Испании.

– Королева-испанка – странный выбор для Англии.

– Не знаю. С любой нацией можно сражаться, пока не появится странное влечение к ней. А это означало бы такой мощный альянс, какого мир не видал.

– А мне казалось, что главная идея, преследуемая нашими государственными мужами, это равновесие сил.

– Дорогая, ты становишься необычайной умницей.

– У меня было много времени для размышлений и на чтение. А ты отдаешь предпочтение инфанте только потому, что Сесил склонен посадить на трон Якова, или у тебя есть другие причины для этого?

– Да, целых две. Она моложе, и ею легче руководить. Он же будет все делать по-своему и приведет с собой своих шотландских друзей. Кроме того, когда на троне королева, у мужчин оказывается больше власти. При короле чаще правят государством женщины. Вот если он победит, я льщу себя надеждой, моя милая, благодаря твоим чарам прихватить кусочек власти и себе.

Ралей распрямился и поцеловал ее, улыбаясь при мысли, как это Лиз с ее прямотой и честностью станет интриговать и командовать при королевском дворе.

– Если я когда-нибудь и попрошу что-либо у короля, то это чтобы он запретил тебе под угрозой смерти показываться в Шерборне, пересекать границы поместья, – довольно сухо откликнулась Лиз.

Это был достаточно тонкий намек на грустную тему, что побудило Ралея сказать, поправляя складки на плоеном воротнике:

– Ну, нам пора спускаться вниз. Я, между прочим, не видел еще Уолтера.

– Да он все время болтался в холле. Но смутился, увидев шедших впереди тебя незнакомцев.

– Он уже достаточно взрослый, чтобы не выкидывать подобных штучек. Уолтер видит слишком мало людей. Ему надо побольше находиться в Лондоне, со мной.

– Да. Я уже думала о том, что он нуждается в отце. Мы, наверное, приедем к тебе в новом году.

Ралей удивленно взглянул на нее. Непонятно, что привело ее к такому неожиданному решению – болезнь королевы или собственные соображения. Он не мог ответить на этот вопрос, но ее заявление порадовало его. С легким сердцем он обнял жену за талию и сбежал с нею вниз по лестнице.

Юный Уолтер, не по возрасту высокий и серьезный, застенчиво подстерегал их внизу, у лестницы, готовый при первом же звуке незнакомых голосов быстро скрыться. Но, увидев отца и мать, он подошел к ним и обнял отца.

– Как же долго я ждал вас! – сказал он. – Скажите, вы еще не ездили за золотом?

– Каким золотом, сын?

– Он читал твою книгу о Гвиане, – объяснила Лиз.

– Ах, это… Нет, я больше не был там.

– Как хорошо! Когда вы отправитесь туда, возьмите с собой меня, пожалуйста, отец.

Мальчик говорил очень серьезно, будто это было для него делом жизни или смерти. Ралей с интересом взглянул на него. У сына было его лицо, такое же узкое, удлиненное, только глаза материнские, светлые, и волосы золотистые, и темные ресницы.

– Откуда у тебя это желание?

– О, я так хочу увидеть все эти необычные вещи и коричневых людей. Я ни о чем никогда не попрошу вас больше, если вы возьмете меня с собой. Как вы считаете, тот старик со смешным именем 6удет еще там?

– Топиавари? Нет, не думаю. Он был очень стар уже тогда, в те давние времена. – Ралей обратился к Лиз: – Мой сын абсолютно такой же, каким был я в его возрасте. Тогда я дружил со старым моряком по имени Харкесс, он рассказывал мне обо всех тех местах, где сам побывал, и я чуть с ума не сходил от желания посетить их.

– Он же, в конце концов, твой сын, – сказала Лиз и ушла на кухню.

Вспомнив об алфавите из яблочной кожуры и сахарных палочек, она с горечью подумала, что заботами Ралея мальчик едва ли научился бы читать, а теперь он забьет его головку всякими безумными рассказами, и она потеряет сына. Браня служанку за то, что она пересушила пудинг, Лиз раздумывала над тем, как вырос интерес маленького Уолтера к делам отца по сравнению с прошлым его визитом. Она сама не ожидала – и это ее потрясло, – что она станет ревновать сына к отцу. Но, хотела Лиз того или не хотела, она должна была признаться себе, что ее муж все так же очарователен. И, увидев его этим утром, немного постаревшего, растерявшего свое здоровье, она была глубоко тронута его обликом, и это натолкнуло ее на мысль поехать в Лондон, чтобы находиться рядом с ним и окружить его своими заботами, в которых он явно нуждался, хотя никогда и не признавался в этом.

Вернувшись из кухни, Лиз увидела, что гости с хозяином покинули застолье и сели возле огня. Мальчик пристроился на поручне кресла отца и задавал лорду Кобхэму вопросы, проявляя полное самообладание. Правда, лорд Кобхэм избрал для беседы подходящий предмет – пони, но Лиз пожалела, что стеснительность Уолтера так легко прошла в присутствии такой компании.

– А ну-ка, сбегай на кухню, Уолтер, – приказала она. – Я забыла сказать Марте, чтобы она подогрела эль для ряженых. Они вот-вот явятся.

Уолтер, хоть и неохотно, подчинился, и, как только он вышел из залы, за окнами, в чистом, морозном воздухе зазвучала песня.

Мы поем вам о деве,

Деве благодатной.

Царем всех царей

Сын ее стал когда-то.

Он так тихо пришел

К своей матери славной,

Как в апреле роса

Окропляет травы.

Он так тихо вошел

В дом и сел у стены,

Как в апреле роса

Окропляет цветы.

Он так тихо приник

К ложу матушки-девы,

Как в апреле роса

Окропляет побеги.

Мать и дева – одно,

И подобной ей нет,

Лишь одной ей дано

Нести Матери крест.

Последовали шарканье ног в тяжелой обуви по промерзшей земле, покашливанья; потом они снова запели.

Как Иосиф шел да по полюшку, и услышал он

песню ангела:

Этот день, мол, будет днем рождения, днем рождения

Иисуса Христа.

Он не станет-де умыватися вином красным,

ни вином белым,

А умоется он водой чистою, водой чистою

да польют его.

И не будет он облачатися в пурпур-золото,