Крестоносец - Майкл Айснер Страница 52

Рамон подозвал одного из лучников, охранявших башню, и взял его лук. Затем вернулся в круг рыцарей и протянул мне колчан со стрелами.

— Берегись нападения сверху, из отверстия в потолке, — предупредил он. — Если такое случится, стреляй и убей врага, Франциско. Вложи меч в ножны, Андре прикроет тебя. Если сверху польется кипящее масло, пусть даже прямо перед вами, как можно быстрее бегите вверх по лестнице.

Мы с Андре двинулись ко входу в туннель. Рамон крепко обхватил нас обоих за плечи.

— Дядя, — подал голос Антонио де Фигуерес, — пусть они идут. Я не видел, чтобы кто-то стрелял лучше Франциско.

Антонио произнес эту похвалу в прошедшем времени, словно это была эпитафия, которой он чтил товарища, погибшего несколько лет назад. Тем не менее его слова возымели должный эффект. Рамон отпустил нас, и мы начали спускаться.

В туннеле было темно и прохладно. Влажная пленка покрывала стены, поблескивая в тусклом свете, струящемся от входа. Влажный мох пробивался меж каменных плит заплесневелыми дорожками. Мы с Андре спускались, меняясь местами — впереди шел то один, то другой.

Вскоре мы уже двигались в полной темноте. Шум битвы смолк. С потолка капала вода, эти звуки эхом отражались от стен. Я держал наготове взведенный арбалет. Наши нервы были напряжены до предела — мы ожидали нападения в любой миг и с любой стороны.

Мы часто останавливались и вглядывались в черноту, стараясь угадать направление туннеля, ощупывая шершавые стены. Вскоре я почувствовал, что неподалеку кто-то есть. Может, это притаился в засаде враг, а может, просто паук засел в своей паутине. Я осторожно вытянул руку, но не нащупал ничего, кроме воздуха. И все же я чувствовал, что мы не одни. Не успел я сделать следующий шаг, как прямо надо мной открылось узенькое оконце и темный коридор осветился лучом.

Я оцепенел, проклиная свои ноги, которые отказывались повиноваться.

В тот же миг я увидел, как из ослепительно яркого отверстия упала веревка: она обвилась вокруг моей груди, как лассо, которым опутывают дикую лошадь. Не успел я ничего сделать, как вокруг моей шеи затянулась петля и меня рывком подняли в воздух. Я хотел закричать, предупредить Андре, но веревка сдавила мне горло. Я болтал ногами, пытаясь зацепиться за какой-нибудь выступ в стене. Моя шея горела, в висках стучало, вены готовы были лопнуть от прилившей крови, глаза закатились.

Потом я упал, тяжело грохнувшись об пол, и покатился вниз по ступеням. Некоторое время я хватал ртом воздух и отчаянно кашлял, а переведя дух, увидел стоявшего надо мной Андре.

— Ты ранен? — спросил он.

Я ощупал ребра. Вроде все было цело. Но поскольку я еще не совсем пришел в себя, нельзя было сказать наверняка.

— Во всяком случае, я жив, — ответил я хрипло. — А почему веревка оборвалась?

Андре показал на свой меч.

— Ты болтался в воздухе, — пояснил он. — Мне пришлось нанести три удара, чтобы тебя освободить.

Он помог мне подняться, и мы медленно продолжили спуск. Теперь впереди шел Андре. Сделав всего несколько шагов, он отскочил назад и занес меч для удара. Я держал наготове лук. Прямо впереди мы услышали тоненькое поскрипывание, будто канат терся о ржавую ось.

Андре ткнул мечом вперед и коснулся покачивающегося тела Бернарда. О том, что это был именно он, мы догадались по кресту, вышитому на его накидке, — то был подарок его сестры. Рамон позволил своему заместителю носить такую накидку в виде исключения, хотя это являлось нарушением правил единой униформы. Бернарда повесили. Такая же участь ожидала бы и меня, если бы не вмешался Андре.

Бернард не добрался до Маркоса и Алехандро; этот бесстрашный воин болтался, словно некая безделушка в богом забытом алькове далекого кафедрального собора. Я вытащил кинжал и потянулся, чтобы обрезать веревку, на которой он висел. Андре остановил меня.

— Оставь его, — прошептал он. — Если тело упадет, сарацины будут точно знать, где мы находимся.

Я послушался, хотя подозревал, что неверные и без того прекрасно знают, где мы, и следят за каждым нашим шагом. Стоны Алехандро подгоняли нас. Его голос звучал все ближе.

Преодолев очередной виток лестницы, мы наткнулись на Маркоса и Алехандро. Зрелище было кошмарное. Свет, пробивавшийся сквозь отверстие в потолке, освещал тела братьев. Маркос был уже мертв: несколько стрел торчало из его груди и плеч. Одна вонзилась прямо в его бритую голову и торчала оттуда, словно нелепое украшение. Он сидел на каменном полу, держа шлем в руках — видимо, он снял его, чтобы лучше видеть в темном туннеле.

Алехандро лежал на спине. Волосы его выгорели до угольков, брови еще дымились. Глаза его ничего не видели, одежда превратилась в кучу пепла.

— Кто здесь? — спросил он знакомым, но едва слышным голосом.

Мы ответили не сразу, так как боялись привлечь внимание сарацин. Но Алехандро был в отчаянии и ужасно напуган, и Андре сжалился над ним.

— Кто здесь? — снова просипел несчастный. — Святой Петр или Люцифер?

— Ни тот ни другой, Алехандро, — ответил Андре. — Это мы, Андре и Франциско. Мы вынесем тебя отсюда в безопасное место.

— Нет, Андре, — сказал Алехандро, — со мной все кончено. Умоляю, дай мне умереть.

— Не понимаю, о чем ты, — ответил Андре.

— Боль невыносима, — продолжал Алехандро. — Сжалься надо мной.

Он плакал иссохшими слезами.

— Это невозможно — то, о чем ты просишь, — ответил Андре.

Но это было возможно. Я натянул тетиву лука и закрыл глаза. Затем пустил стрелу, и стенания Алехандро смолкли. В туннеле воцарилась жуткая тишина.

Жизнь Алехандро оборвалась от моей руки, но я не чувствую раскаяния. По крайней мере, за этот поступок. Возможно, Алехандро прожил бы еще пару дней, но не больше. То не было бы ни доблестью, ни состраданием — продлить его жизнь, а точнее, медленную смерть.

Источник света находился в десяти футах от нас, над нашими головами: там был выдвижной люк, сквозь который сарацины напали на близнецов. Тело Маркоса распласталось прямо под люком. Алехандро находился футов на семь выше. Превратившись в пылающий костер, он немного прополз вверх по ступенькам, прежде чем рухнуть на каменные плиты. Мы увидели блестящую поверхность ступеней, на которые попало масло, и тянущийся вверх страшный пепельный след, оставленный Алехандро. Факел еще горел, валяясь на ступеньках — неверные сбросили его на Алехандро после того, как ослепили рыцаря кипящим маслом.

Два металлических листа, выступавших из потолка, закрывали от нас отверстие. Сквозь него пробивались лучи света, позволявшие видеть отвратительное, изуродованное лицо Алехандро — серая кожа, покрытая волдырями, все еще тлела. В полумраке мы заметили, как на том месте, где пламя преследовало Алехандро, поднимается дымок…

Из люка над нашими головами доносились звуки, какие люди обычно издают, выполняя тяжелую физическую работу. Слышались возгласы разочарования на чужом языке. Видимо, крышку люка заело, и сарацины изо всех сил пытались задвинуть ее поплотнее, чтобы лишить нас последнего источника света и возможности до них добраться. Мы с Андре поняли, что медлить нельзя: сарацины были уязвимы лишь до тех пор, пока люк оставался приоткрытым, когда же он закроется, враги снова станут для нас невидимками, а мы — слепыми и беззащитными.