Военные контразведчики - Александр Бондаренко Страница 52

Вот вам и «враги внутренние»! А «если враг не сдается…» — то мы знаем, что с ним надо делать. Главное для власти: не признавать собственных ошибок. «История принадлежит победителям!»

«Тридцатого января 1930 года Политбюро приняло директиву “О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств и сплошной коллективизации” (Sic! Кому там 16–18 процентов казались завышенными?! — А. Б.). Кулаки разделялись на три категории и направлялись в концлагеря и ссылку. Затем последовали массовые репрессии против зажиточных крестьян.

В национальных районах (Северном Кавказе, Средней Азии, Казахстане) в отряды восставших входили несколько сотен, даже тысяч человек. Против них направлялись регулярные войска и части ОГПУ.

Ситуация приобрела неожиданный оборот. И 20 февраля 1930 года Политбюро приняло постановление “О коллективизации и борьбе с кулачеством в национальных экономически отсталых районах”, в котором осуждались спешка и механическое перенесение методов коллективизации районов сплошной коллективизации на национальные территории. В русских районах торможения не было» ^[157].

Такая сложилась ситуация. И тут многие партийные и советские руководители на местах попытались отвести главную роль в «наступлении на деревню» Красной армии. Но ведь армия, как издавна повелось на Святой Руси, — по своему социальному составу преимущественно являлась крестьянской! Одно дело, когда воевали с белыми или громили восставшую «матросню»: трения между «пехотой» и «флотскими» всегда были. Но что могло произойти, если бы в процессе реализации курса на «сплошную коллективизацию» повсеместно использовали красноармейцев? Куда они могли бы повернуть штыки?

Тут и произошли так называемые «медынские события», которые благодаря военной контрразведке получили широкий резонанс и заставили руководство страны и армии принять воистину спасительные для себя, да и для страны, которая могла скатиться к новой гражданской войне, решения.

«30–31 января 1930 года 243-й стрелковый полк 81-й дивизии, дислоцированной в городке Медынь, Вяземского административного округа (ныне — Калужская область), принял участие в операции по “изъятию ценностей у торговцев, недоимщиков и лишенцев”. Таким образом райком партии решил “должным образом отреагировать на Постановление ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. “О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству”. Партработников не смутила разница между жителями города, занимавшимися торговлей и ремеслом, и зажиточным деревенским населением, о котором, собственно, и говорилось в Постановлении ЦК.

В 10 часов 31 января уполномоченный Особого отдела ОГПУ по полку доложил по линии ОГПУ об участии красноармейцев “в раскулачивании”. Через Особый отдел ОГПУ МВО информация проследовала в Наркомат по военным и морским делам — военные контрразведчики оценили “медынский инцидент” как политическую ошибку. В дополнительном донесении начальник ОО ОГПУ МВО сообщил некоторые особенности данной акции: участие военнослужащих в проведении обысков, во время которых они похищали вещи и деньги, поедали отобранные у обыскиваемых продукты.

По результатам расследования нарком К. Е. Ворошилов направил в военные округа директиву, запрещающую привлечение войсковых частей к операциям изъятия или охраны выселяемых “кулаков”. Суть этой директивы была также изложена в приказе ОГПУ от 2 февраля 1930 года — в соответствии с ним привлекать войска для проведения подобного рода операций разрешалось лишь с санкции революционных военных советов военных округов или РВС СССР. Это положение не распространялось на некоторые округа, например, Средне-Азиате кий, Северо-Кавказский, где активизировали свои действия националистические силы. В Дагестане, Чечне, Средней Азии, где в эти годы большой размах приобрело “повстанческое” движение, боевые операции проводились силами войск РККА» ^[158].

В 1933 году указания о запрете использования армии в «раскулачивании» и прочих карательных и репрессивных акциях против деревни были оформлены в виде приказа РВС СССР — в нем, кстати, в очередной раз напоминалось о «медынском деле». Приказ оставался в силе на протяжении многих последующих лет, а «раскулачиванием» было поручено заниматься внутренним войскам ОГПУ.

* * *

В то же самое время органам военной контрразведки вновь официально разрешили выполнять их основную задачу. 9 августа 1930 года был подписан приказ ОГПУ об усилении борьбы со шпионажем, контрреволюционными и антисоветскими проявлениями в частях РККА, в соответствии с которым особым отделам предоставлялось право проводить «работу по линии шпионажа и контрреволюции» в районах комплектования территориальных частей — воинских формирований, создававшихся на основе территориально-милиционной системы, и категорически запрещалось «производить кому бы то ни было аресты военнослужащих, помимо особорганов».

Неудивительно: обстановка накалялась буквально на всех направлениях. К примеру, «на эстоно-советской и латвийско-советской границе функционировало большое количество разведпунктов и постов. В Изборске, Печорах, Дерпте, Абрене (латвийское название станции Пыталово), в местечке Зилуппе функционировали как разведывательные пункты, так и посты, что было связано с географическим положением этих населенных пунктов в непосредственной близости от границы с Советской Россией. Также активно действовали Голышевский, Ритупский и Покровский разведпосты. Вся их разведывательная работа координировалась разведывательными и контрразведывательными отделами Генерального штаба Эстонии и Латвии.

Основной задачей деятельности разведывательных отделов являлось собирание сведений об организации и происходящих реорганизациях РККА, о вооружении, маневрах, дислокации, передвижении войск, состоянии железных, шоссейных и грунтовых дорог, автотранспорте, авиации и морском флоте, а также добывание приказов, планов, фотоснимков, военных книг и журналов о РККА, РККФ и ВВС. В этих материалах были также заинтересованы разведки Германии, Великобритании, Франции и Польши, с которыми прибалтийские спецслужбы поддерживали чрезвычайно тесные контакты» ^[159].

Одиннадцатого августа 1930 года председатель ОГПУ при СНК СССР В. Р. Менжинский направил во все полномочные представительства циркулярное письмо, в котором говорилось, что внутренняя и зарубежная контрреволюция делает ставку на проникновение в армию, а потому, в связи с опасностью надвигающейся войны, необходима «перегруппировка сил». Высказав свое мнение, что с наибольшей эффективностью обеспечить безопасность РККА может только объединенный «сверху донизу… единый и мощный аппарат», включающий в себя подразделения Особого, Контрразведывательного и Восточного отделов ОГПУ, Менжинский предлагал полномочным представителям за две недели подготовить свои соображения по проектам штатов.

В итоге «в целях создания мощного и мобильного контрразведывательного аппарата, пригодного к работе как в мирное, так и военное время, приказом ОГПУ от 10 сентября 1930 года “О реорганизации особых отделов органов ОГПУ”, КРО и Восточный отдел ОГПУ были расформированы и влиты в Особый отдел. Обновленный ОО, который возглавил Я. К. Ольский-Куликовский, включал в себя следующие подразделения: 1-й отдел (начальник В. А. Стыр-не) — борьба со шпионажем, наблюдение за иностранными посольствами, консульствами и их связями, за национальными колониями в СССР; 2-й отдел (Н. Г. Николаев-Журид) — борьба с кулацкой, повстанческой, белогвардейской контрреволюцией, молодежными контрреволюционными организациями, бандитизмом и контрреволюционными организациями, связанными с заграницей; 3-й отдел (Т. М. Дьяков) — борьба с националистической и “восточной” контрреволюцией, со всеми видами шпионажа со стороны государств Востока — Афганистан, Турция и Персия, наблюдение за соответствующими посольствами, консульствами и национальными колониями в СССР; 4-й отдел (Л. А. Иванов) — оперативное обеспечение штабов, частей и соединений РККА и РККФ, оборонного строительства и военно-учебных заведений. В марте 1931 года отделы были переименованы в отделения» ^[160].