Могусюмка и Гурьяныч - Николай Задорнов Страница 52

НАБЕГ

Рахим, испуганный и бледный, отступал к дому. На него наседал рослый Ахмет, одутловатый башкирин с черными усами, бывший солдат.

— А ты зачем такой разговор ведешь? Зачем, я тебя спрашиваю? — кричал Ахмет. — Когда ты хорошее говорил, мы тебя слушали. А теперь ты что хочешь? Какое имеешь право государственную измену замышлять? Спрашиваю тебя, отвечай! Какое имеешь право? Молчишь... Лучше уйди отсюда, из нашей деревни, а то в волостное тебя потащим!

Ахмет воевал с французом, был ранен, награжден под Севастополем медалью.

— Моих товарищей убили, их муллы благословляли на смерть! Зачем старое поминать? Старое совсем другое дело. Ты на старое не указывай. Хивы и Турции тогда не касалось. Тогда свое дело было. А ты государственную измену замышляешь. Зачем ты государственную измену хочешь делать? Зачем народ подбиваешь? И так плохо жить нам. А? Кто тебя послал? Отвечай! — в бешенстве схватил солдат Рахима. — Тебя за государственную измену могу в волостное. Зачем так учишь?

— Ты Мухамеду веришь? — грозно выкатил глаза Рахим.

Как только Рахим стал поминать пророка и коран, все стихли.

— Верю! Молитвы знаю! Татарские песни пою! В бога верю!

— Так сознай свой грех! На страшном суде уже поздно будет! Тот, кто раскаивается лишь перед смертью, не будет прощен!

— Какой грех? Про русских в коране не сказано ни слова! Тогда на Севастополь мулла приехал, благословил нас! Как же нас тогда мулла на войну за царя и отечество благословил против француза и турка? Что мулла, обманщик, что ли, у нас был? Или ты обманщик?..

— Аллах указал...

Солдат не сдавался.

— Аллах не велел! Врешь! Теперь на Хиву поход будет! Башкиры на Хиву пойдут, целый полк... При Перовском башкиры первые шли на Хиву! Ты марш Перовского — песню нашу — знаешь? Весь народ поет. Хватай его!.. — вдруг закричал солдат. — И представим...

В голове солдата, видавшего смерть в бою за отчизну, не укладывалось, как можно по-разному толковать коран.

— Худо будет! — громко и отчаянно вскричал Рахим, силясь вырвать руки.

— Вяжи его! В волостное! — закричал старик в белой войлочной шляпе.

Кагарман выступил из толпы.

— Я долго молчал, — сказал он. — Но зачем требуешь бунта? Султану наших детей не жалко! Ему землю нашу надо продать.

— Они тут проделки затевают! — закричал солдат.

Народ двинулся на Рахима.

— В коране сказано: «Не заметил ли тех, которым было глаголено: воздержите руки ваши от войны, будьте постоянны в молитвах и раздавайте законные милостыни?» — грозно заговорил Рахим. Толпа опять стихла.

— «Когда им повелено изыти на войну, смотри! — Рахим показал прямо на солдата. — Они убоялись людей, как должно было убояться бога; Господи! Почто повелел нам идти на брань и не попустил дождаться конца нашего, уже приближающегося, скажи им: запас сей жизни мал; но запас для будущей жизни полезней будет для боящегося бога; и с вами в день судный сотворится точно, как повелевает правда».

Как только поминались священные истины, все цепенели. В это время во двор въехала целая группа всадников в чалмах. Муфтий из Уфы, из духовного управления мусульман, держал путь в Оренбург, пробираясь тропами, желая побывать в самых глухих деревушках. Услышав, что происходит во дворе у кузнеца, он поспешил сюда. До муфтия в Уфу уже дошли вести о том, что за Уралом появился странник, выдающий себя за посланца из Мекки и ведущий вредную проповедь. Об этом писал маленький мулла из горной деревни. Муфтий понял, что нечаянно встретил самого проповедника.

Глава мусульман России — могучий, плечистый старик. У него большое лицо, выдающиеся скулы, широкие челюсти и высохшие, запавшие щеки. Огромные глаза навыкате, косой лоб, чалма на голове. Это человек образованный, он знает арабскую литературу и по-русски прекрасно читает. Когда-то учился он в Казанском университете, получил европейское образование, выписывает русские и немецкие газеты. В должности муфтия утвержден ныне царствующим императором Александром Вторым.

— Ложь! — громко и твердо сказал муфтий.

Рахим пытался затеять спор. Старик муфтий рассердился и велел схватить его. Рахима обезоружили, посадили на телегу и в тот же день увезли в волость, в соседнее село.

А муфтий сказал, что этот человек лжец, неверно толкует коран, он лазутчик. Муфтий обещал просить в Оренбурге, чтобы общину не трогали, не сгоняли с земли.

Муфтий за свою жизнь много передумал о судьбе мусульманства в России. Сам он верил в бога, полагал, что бог един, но что различные веры сложились в результате различных исторических условий и что вражда между ними — дело прошлого, и это в будущем все поймут. Он бывал в Мекке, в Константинополе, знал, какая нищета в арабских странах, что там масса разбойников, опасно ходить паломникам в святые места, часто их грабят. Он отчетливо понимал, что именем мусульманской религии пытаются стянуть целые народы во вражду с Россией, заставить магометан воевать как будто за веру, а на самом деле совсем за иное. Муфтий не желал несчастий башкирам.