Открытие природы - Андреа Вульф Страница 52

Книга «Картины природы» была написана на фоне безрадостной политической ситуации в Пруссии, когда Гумбольдт чувствовал себя брошенным на произвол судьбы в Берлине ^{789}. Гумбольдт призывал читателей «радостно следовать… в лесную чащу, в бескрайние степи и на хребет Андских гор», ведь «в горах – свобода» ^{790}, и переносил их в волшебный мир, подальше от войны и «штормовых волн жизни» ^{791}.

Этот новый подход к описаниям природы был настолько пленяющим, что Гёте писал Гумбольдту: «Я вместе с вами нырял в самые дикие края» ^{792}. Другой знакомый Гумбольдта, французский писатель Франсуа-Рене де Шатобриан, считал его сочинения такими необыкновенными, что признавался: «Можно подумать, что вы скользите вместе с ним по волнам, бродите вместе с ним в лесной чаще» ^{793}. «Картины природы» вдохновят несколько поколений ученых и поэтов следующих десятилетий. Книгу штудировал и Генри Дэвид Торо ^{794}, и Ральф Уолдо Эмерсон, заявивший, что Гумбольдт расчистил «небеса от клочьев паутины» ^{795}. А Чарльз Дарвин просил своего брата переслать эту книгу в Уругвай, где он надеялся ее забрать во время захода туда «Бигля» ^{796}. Позднее, во второй половине XIX в., фантаст Жюль Верн использовал гумбольдтовские описания Южной Америки для своей серии «Необыкновенные путешествия», порой напрямую цитируя их в диалогах. «Могучая Ориноко» Верна была литературным памятником Гумбольдту ^{797}, и в «Детях капитана Гранта» исследователь-француз утверждает, что лезть на гору Тейде на острове Тенерифе нет смысла, коли там уже побывал Гумбольдт. «Что мне там делать, – восклицает месье Паганель, – после этого великого человека?!» ^{798} Неудивительно, что жюль-верновский капитан Немо из знаменитых «Двадцати тысяч лье под водой» описан обладателем полного собрания трудов Гумбольдта ^{799}.

Застряв в Берлине, Гумбольдт не переставал грезить о путешествиях. Ему не терпелось сбежать из Берлина – города, украшенного, по его словам, не знаниями, а лишь «цветущими полями картофеля» ^{800}. И вот зимой 1807 г. судьба оказалась к нему благосклонной. Фридрих Вильгельм III попросил Гумбольдта присоединиться к отправлявшейся в Париж прусской мирной делегации. Король поручил своему младшему брату принцу Вильгельму попытаться смягчить финансовое бремя, взваленное французами на Пруссию по условиям Тильзитского мира. Принцу Вильгельму необходим был человек, знакомый с влиятельными людьми, которые поспособствовали бы успеху дипломатических переговоров. Лучшего кандидата, чем Гумбольдт с его парижскими знакомствами, было не найти.

Гумбольдт радостно принял предложение и в середине ноября 1807 г. покинул Берлин. В Париже он старался как мог, но Наполеон не желал идти на компромисс. Через несколько месяцев, признав неудачу переговоров, принц Вильгельм вернулся в Берлин – но уже без Гумбольдта, решившего остаться в Париже. Гумбольдт приехал туда хорошо подготовленным, со всеми своими записями и рукописями. В обстановке войны, в которой Пруссия и Франция сошлись как непримиримые враги, Гумбольдт, проигнорировав политику и патриотизм, избрал своим домом Париж. Его прусские друзья ужаснулись, как и Вильгельм фон Гумбольдт, не сумевший понять решение брата. «Я не одобряю действий Александра, оставшегося в Париже», – написал он Каролине, сочтя этот шаг непатриотичным и эгоистичным ^{801}.

Но Гумбольдту не было дела до этих соображений. В письме к Фридриху Вильгельму III он объяснил, что из-за отсутствия в Берлине ученых, художников и издателей он не может там работать и публиковать результаты своих путешествий ^{802}. Как ни удивительно, ему разрешили остаться в Париже и, более того, продолжать преспокойно получать жалованье камергера прусского короля. Он не вернется в Берлин еще целых пятнадцать лет.