В пасти Дракона - Александр Красницкий Страница 51

Эти люди знают, зачем они сюда пришли. Им бояться нечего. Что бы ни было: победа или поражение, а своего они не упустят. Может быть, некоторые из них и погибнут, ну что ж такое! Ведь жалованье получено вперёд. О чём же беспокоиться?

О, эти наёмники уже смекнули, в чём дело... Недаром разные «Times», «Daily News» ежедневно просвещают их в отношении политики. Недаром они рассказывают всевозможные сказки об ужасной участи европейцев в Пекине и возбуждают недоверие к его правительству... Им это на руку. Где-где, а здесь, на равнинах Китая, Англия останется в выигрыше. Ведь здесь не одним англичанам придётся действовать. Это не то что в Южной Африке, где четверть миллиона английских храбрых воинов в течение года не могут сломить сопротивления нескольких тысяч вооружённых как попало мужиков. Здесь они победят, здесь они возьмут своё.

Вот она, их заручка, вот она, их сила и их могущество, вот отмычка, которая должна отворить для Англии двери богатейшей страны...

Совсем отдельно от японцев, немцев и англичан, у составленных в козла ружей прилегли на сырую землю вокруг двух своих командиров полторы с небольшим сотни русских чудо-богатырей Да, это — они, орлы, витязи русские, дети великой России.

Как они все величественно спокойны.

Это не спокойствие отчаявшихся фаталистов-японцев, не подавленность всех человеческих чувств немцев, не беспечность английских наёмников, это — величавое русское спокойствие, основанное на покорности воле Божьей. Эти герои — сводная рота 12-го восточносибирского стрелкового полка, уже ушедшего со своим полковником Анисимовым вглубь объятой мятежом страны. Это — люди, которых на своём совете более всего страшились все китайские патриоты, решившие полностью изгнать из Срединной империи назойливых европейцев...

Это — русские.

Командир роты поручик Станкевич оживлённо разговаривает с подпоручиком Янчисом, единственным после него офицером. Они знают, что ультиматум послан и что если до 2 часов ночи Таку не сдастся на милость победителя, они со своими молодцами возьмут неприступную твердыню или лягут все на месте, помня завет, что «мёртвые срама не имут». Для русских ничего иного быть не может: победить или умереть!

Среди солдатиков спокойное оживление, толки, разговоры, добродушный смех.

— Пришла пора, стрелочки, под китайку идти! — говорил один из унтер-офицеров. — Постараемся!

— А ещё бы не постараться! Небось присягали!

Десант Таку состоял из сводной роты 12-го восточносибирского стрелкового полка. Строевой состав роты: 2 обер-офицера, 11 унтер-офицеров и 157 стрелков. Германцев 100 человек, столько же англичан и 300 человек японцев.

В другом углу типичный еврей веселит товарищей, строя всевозможные гримасы. Кругом хохочут.

— Ой, Гершка! — потешаются солдаты. — Смеёшься, а у самого брюхо со страха подводит! То-то не очень благоухает!

— Ай, зачем же брюхо подводить! — отвечал расхрабрившийся сын Израиля. — Как это можно! Чем я не воин! Да я хоть сейчас один на всех китайцев пойду...

— Ты-то! Смотри, от первого не удери!

— Ребята, не обижай Шумирая! — слышится оклик унтер-офицера.

Вдруг проносится неизвестно откуда полученная весть: посланный с ультиматумом офицер возвратился, ответ комендантом крепости будет дан ранее назначенного срока...

В самом деле, так и было.

Когда лейтенант Бахметьев явился к коменданту Таку, простившись с Шрамченко, который вместе с Савчуком отправился в Тянь-Цзинь по железной дороге, мандарин встретил его с полной приветливостью и любезностью. Он внимательно прочёл предъявленный ему лейтенантом ультиматум и даже улыбнулся, очевидно, не считая его серьёзным.

«Что бы сказал комендант Кронштадта, если бы к нему осмелился какой-нибудь адмирал обратиться с подобным предложением? подумал китаец. — Что, они меня за сумасшедшего принимают? Разве уже объявлена война? Я не слыхал об этом...»

Однако сказалась природная китайская сдержанность. Мандарин и вида не подал, какие чувства волнуют его.

— Здесь есть для меня неясность! — сказал он, хитро улыбаясь.

— Смею, ваше превосходительство, спросить, в чём именно?

— В вашем ультиматуме не сказано, который именно из фортов вы хотите, чтобы я вам сдал?

— Как который? — удивился Бахметьев. — Конечно, все!

— Все? Так вот как! Что же, я подумаю.

— Ультиматумом назначен крайний срок — два часа ночи.

— Будьте уверены, я дам свой ответ гораздо ранее этого срока.

Делать было нечего, Бахметьев откланялся и оставил крепость. Для него было ясно, что мандарин жестоко иронизирует. Насмешка так и звучала в его голосе. Очевидно, этот комендант считал свою крепость неприступной даже для русских.

Об остальных комендант Таку, по всей вероятности, и не думал. Слишком уж ничтожны были японцы, немцы и англичане для такого могучего колосса, как Китай.

Было 11 часов ночи, когда Бахметьев возвратился с докладом об исполнении поручения на борт «Бобра». Капитан Добровольский выслушал своего подчинённого с сосредоточенным вниманием.

— Что же, подождём эти три часа! — усмехнувшись, сказал он и затем прибавил, обращаясь к лейтенанту уже попросту, как приятель: — Голубчик, а вы что думаете?..

— Я, Кирилл Романович, полагаю, что этот ответ — несомненная насмешка!

Кирилл Романович задумался.

Все вокруг него тоже молчали, вполне понимая всю необыкновенную важность переживаемых мгновений.

— А Якову Аполлоновичу-то ^[41] каково теперь! — вдруг тихо, словно сам с собою, не обращаясь ни к кому непосредственно, заговорил Кирилл Романович. — Он-то, он какие минуты переживает! Всё поставлено на карту: с шестью сотнями людей взять неприступную крепость, защищённую тремя тысячами по-европейски обученного войска... Если только будет неудача, так всё обрушится на него... Всё! Всё — и свои, и весь свет. Им первым подписан ультиматум. Тяжёлое бремя поднял он на себя. Чего стоило ему склонить остальных адмиралов! Ведь все они были против нашего требования, потому что никто не надеялся на успех. А действовать было необходимо. Каждый упущенный час усилит неприятеля, ускорит гибель Сеймура, наших, а за ними — кто знает! и несчастных, запертых в Пекине. Жаль, жаль!..

— Кирилл Романович! не тоскуйте, голуби всё ещё сидят! — раздалось замечание.

— Как, всё ещё?

— Как присели на покат фок-рея, так и не улетают... Голубь — вестник мира.

— Давай Бог, господа, давай Бог! Я ведь уверен, что Таку мы возьмём; мы — русские, с нами Бог!

В это время капитану донесли, что в устье Пей-хо стягиваются, согласно диспозиции, союзные суда.