Загадка песков - Эрскин Чайлдерс Страница 51

Утро выдалось холодное и туманное, барометр поднимался, а ветер стих до почти незаметного дуновения с северо-востока. Наши обвисшие и намокшие паруса едва отвечали ему, когда мы поползли по маслянистому простору вод к Лангеогу.

– Туманы и штили, – пророчествовал Дэвис.

Проходя мимо «Блица», мы заметили оживление, и вскоре канонерка направилась в море. Миновав бар, она повернула к весту и растворилась в пелене. Не берусь объяснить, как удалось нам разыскать в этом неохватном сером просторе крошечный буй. Знаю только, что я без конца бросал лот, пока Дэвис управлялся с румпелем. Потом он начал орудовать багром, и вскоре наш буй уже лежал на палубе. Вскоре за ним последовала цепь, а затем и сам ржавый монстр, еще более ужасный, чем обычно, из-за долгого пребывания в придонном иле.

– Вот и отлично, – выдохнул Дэвис. – Теперь можем отправляться куда угодно.

– Что ж, тогда на Нордерней? Ведь мы уже договорились.

– Да, вроде как. Я просто думаю, не короче ли все-таки пройти с внутренней стороны Лангеога?

– Наверняка нет. Вода убывает, видимость плохая, местность для нас новая, при этом предстоит пересечь водораздел. Так что на мель сядем, как пить дать.

– Ну ладно, с моря так с моря. К повороту.

Мы неторопливо развернулись и направились в открытое море. Я отмечаю сей факт, хотя на самом деле Дэвис мог везти меня куда угодно, потому как земли не было видно, из тумана выступали только призрачные очертания пары бонов.

– Жаль, что придется пропустить тот пролив, – вздохнул Дэвис. – Да еще когда «Корморан» не может шпионить за нами.

Галиота мы с самого утра не видели.

Избегая возобновления бесполезного спора, я поспешил снова заняться промерами. Я не сомневался, что Гримм на данный момент выполнил свою задачу и теперь по короткой дороге спешит на Нордерней и дальше, на Меммерт.

Вскоре мы вышли на внешнюю сторону и взяли курс на вест, переложив гик. С подветренной стороны проплывали песчаные дюны острова. Потом бриз стих до жалкого шевеления, оставив нас неподвижно качаться на длинных волнах. Сгорая от нетерпения добраться поскорее до цели, я видел в наступившем штиле руку судьбы. Две недели всех этих бессмысленных промеров ветра у нас было не только достаточно, но зачастую даже в избытке. Я попытался почитать в каюте, но хлюпанье в швертовом колодце выгнало меня на палубу.

– Нельзя идти быстрее? – не выдержал я. Мне мерещились пирамиды высоких мачт с парусами, спинакеры, летучие кливера и все такое прочее.

– Скорость – не главное, – отрезал Дэвис. Он делал все, чтобы придать ход, но перемежающиеся порывы и затишья продолжались весь день, и ближе к вечеру только двухчасовая буксировка яликом позволила нам обогнуть Лангеог и к наступлению темноты бросить якорь позади его напоминающего по форме пулю западного соседа, Бальтрума. Если по совести, нам стоило оставаться под парусами всю ночь, но мне не хватало решимости высказаться за такой шаг, а Дэвис был только рад возможности облазить мели Аццумер-Эе при растущей воде. К исходу дня видимость постепенно улучшилась, но мы не простояли на якоре и десяти минут, как одеяло белого тумана наползло с моря и укутало нас с головой. Дэвис уже отправился на ялике делать промеры, и мне пришлось указывать ему дорогу назад при помощи туманного горна, пронзительные звуки которого подняли с окрестных равнин тучи морских птиц, и они стали с возмущенными криками носиться вокруг нас – эдакий своеобразный хор, дополняющий мое унылое соло.

На рассвете двадцатого октября липкий туман продолжал висеть над водой, но частично рассеялся вместе с ветерком с зюйда, поднявшимся около восьми, как раз когда нам пора было пересекать отмеченный вехами канал за Бальтрумом, пока отлив не оголил водораздела.

– Вряд ли мы далеко продвинемся сегодня, – философски заметил Дэвис. – Такое время от времени случается. Показания барометра характерны для осеннего антициклона: тридцать с половиной, и не движутся. Тот шторм был последним из бурь равноденствия.

В тот день мы, как на само собой разумеющемся, остановились на курсе с материковой стороны острова. Маршрут был кратчайшим к гавани Нордерней и едва ли более сложным, нежели проход через Вихтер-Эе, который, судя по карте, весь загроможден мелями и на деле является самым труднодоступным из всех проливов, ведущих из-за островов в Северное море. Но, как я уже говорил, этот способ навигации, и без того малопонятный для меня, при плохой видимости превратился в форменную путаницу. От любой попытки сориентироваться у меня голова шла кругом. Поэтому я, словно раб, приковал себя к лоту, отвлекаясь только на верповку, когда нам доводилось коснуться грунта. До двух у меня выпало две передышки – одна получасовая, когда мы попали в полосу безветренного тумана, вторая же только началась, как Дэвис вдруг воскликнул: «А вот и Нордерней!» И за пологим песчаным берегом с пучками водорослей, еще мокрыми после отлива, глазам моим предстала кучка холмов, как две капли воды, похожих на сотни других, что доводилось мне видеть недавно, но в то же время исполненных какой-то новизны и острого интереса.

Привычная формула «Не зевай!» вырвала меня из раздумий, а команда «Руль под ветер» и вовсе похоронила их на время. Ветер заходил с носа, поэтому нам пришлось на очень малой глубине ложиться на другой галс.

– А не лодка ли там, впереди? – спросил вдруг Дэвис.