Занимательная медицина. Развитие российского врачевания - Станислав Венгловский Страница 51

Однако Эдуард Эдуардович Эйхвальд, исполняющий должность первого директора Еленинского института усовершенствования врачей, неожиданно для всех его окружающих, вдруг скончался. Какое-то время директорскую должность исполнял Михаил Иванович Афанасьев, да и он уже явно почувствовал, что не может нести на своих плечах такую ответственную должность без ущерба для лечения своих больных.

Что ж, Николаю Васильевичу вдруг показалось, что он, уже поднаторевший в области хирургии в Москве, в состоянии справиться и с этой, нелегкой для него поначалу обязанностью. Он долго перебирал в памяти все неудачи своих предшественников, как и все их исключительно важные достижения.

Достаточно сказать, что число слушателей при нем в Клиническом хирургическом институте – порой доходило даже до нескольких тысяч.

То есть, со своими нелегкими обязанностями своими он явно справлялся…

* * *

Под конец жизни Николаю Васильевичу Склифосовскому захотелось отдохнуть от всех дел. А тут еще подвернулся удобный случай. Оказалось, жена его, Софья Александровна, обладает бесспорным правом на владение громадным участком плодородных земель в Полтавской губернии! Количество этих земель доходило до огромной цифры – до 600 десятин.

Короче говоря, Склифосовский, получив полную отставку в 1902 году, и перебрался в имение «Отрада», неподалеку от деревни Яковцы ^[81], на Полтавщине.

Надо при этом заметить, что с землей Полтавщины у него были давние связи. Еще в начале семидесятых годов он проделал какую-то очень существенную операцию в губернской Полтавской больнице, возвращаясь после защиты своей диссертации из города Харькова.

* * *

Для Николая Васильевича теперь наступила новая, весьма благодатная пора. Он живо вспомнил, что еще в Санкт-Петербурге для него специально проделывали в Неве прорубь, где он мог бы купаться. Действительно, как вспоминают все окружающие его в то время, он никогда не болел. И это, несмотря на то, что он претерпел много различных переживаний, связанных со смертью его первой жены, со смертью многих его детей…

Его имение располагалось на высокой горе.

Каждый день он велел закладывать беговые дрожки, и, отправляясь на Ворсклу, плавал там до полного изнеможения.

А пловец из него был отличный…

Затем, возвратясь с купания, он принимал заболевших своих посетителей. Для этого у него был оборудована специальная, для подобного рода больных, лечебница. Посетителей было исключительно много. Причем, по свидетельству многих его современников, он никому не говорил «ты», а как-то вежливо обращался ко всем на «вы». Он внимательно и терпеливо всех их выслушивал, назначал им лечение.

Уже само понимание, что они лечатся у такого замечательного врача, носящего к тому же генеральское звание, действовало на всех его больных безотказно.

Однако счастье его (если это в самом деле позволительно назвать счастьем) продлилось весьма недолго. После нескольких апоплексических ударов великого хирурга не стало.

Это случилось 30 ноября 1904 года, в час ночи.

Знаменательно, что как раз в те дни в Москве начал свою работу уже V съезд российских хирургов. И вот как откликнулся съезд по поводу смерти своего основателя: «Сошел в могилу, несомненно, один из самых выдающихся хирургов нашего отечества, имя которого мы привыкли ставить тотчас после имени великого Пирогова».

Что же, это, в самом деле, было именно так.

Он являлся одним из инициаторов того, чтобы русские хирурги объединились в одну, действительно, какую-то мощную организацию. Сам он выступал на первом их съезде с весьма основательным докладом. Кроме того, он был организатором и основателем всемирного съезда хирургов, начало проникновенной речи на котором даже вынесли в качестве эпиграфа перед этим очерком.

Теперь имя замечательного русского хирурга носит Институт скорой медицинской помощи в городе Москве.

Однако на этой, весьма счастливой ноте, мы не можем закончить наше повествование.

* * *

Самое страшное в семействе доктора Склифосовского наступило уже после того, как установилась советская власть.

Большевики не пощадили больную жену Николая Васильевича, как не пощадили и его не совсем здоровую дочь. Особенно дерзко вел себя некто Бибиков, или Бибик, известный среди своих подчиненных как матерый садист и убийца. Ему достаточно было только услышать зловещее слово «генерал»…

Не помогли и ссылки на большевистского вождя – Владимира Ленина, который издал специальную охранную грамоту для всей семьи профессора Склифосовского…

Они зверски убили всех, кого только застали в его опустевшей усадьбе…

Глава XI. Петр Францевич Лесгафт

Все, что упражняется – развивается и совершенствуется, что не упражняется – распадается.

Одно из любимых выражений Петра Францевича Лесгафта

Едва ли еще приступив к биографии этого человека, замечательного врача, мы сразу же натыкаемся на одну непростую загадку, которую так и не разрешила целая плеяда его биографов: почему он назван Францевичем? Ведь отцом его был, как полагает и большинство тех же его биографов, обрусевший немец – Иоганн Петер Отто Лесгафт?

Уж не скрывается ли во всем эта какая-то семейная тайна?

Достоверно знаем мы одно: Петр Францевич родился 8 (20) сентября 1837 года. То есть, – непосредственно в год смерти Пушкина.

У его отца было довольно обширное семейство, ухоженный сад. Вместе с Петром в семье возрастали еще три брата и сестра.

Отец их был весьма сдержанным человеком, в меру суровым. Он любил порядок во всем. К тому же – весьма бережливым. К порядку приучал и всех своих ребятишек.

Всему этому способствовали весьма небольшие доходы семьи. Иоганн Петер-отец содержал небольшую мастерскую, в которой сам же и управлялся: он был художником-гравером.

Получив неплохое домашнее воспитание, львиную долю в котором занимали живопись и стихи, – будущий анатом, антрополог, психолог и педагог, создатель стройной системы физического воспитания в нашей стране, – попал «в большую приму». Так назывался первый класс в главном Санкт-Петербургском учебном заведении для иностранцев, в основном – для немцев. Туда-то как раз и определили его родители.

Гимназия располагалась на Заневском проспекте. Здание ее сохранилось доныне.

У младшего Лесгафта дела с учебой обстояли очень прилично. Правда, ему с трудом давались иностранные языки. Особенно – латынь, французский язык – тоже. Однако – сам он об этом знал отлично. Потому и налегал как раз на указанные предметы, чтобы не запускать их, чтобы не приходилось впоследствии наверстывать понапрасну упущенное.