Моя война с 1941 по 1945 - Алексей Фёдоров Страница 51

На оккупированной территории нашей Родины партизанами командовал центр из Москвы, на них распространялись законы Советской армии, и всё равно было много случаев дезертирства, мародёрства и убийств. А что скажешь о жизни во французских лесах? Где там искать закон? Кругом неродной язык, чужие люди, их непонятная жизнь… Недолго и до коллективного преступления…

Затосковал итальянец и начал проситься у Алисы домой. Она пообещала выяснить такую возможность. И вот однажды утром меня разбудили и позвали к костру, где уже были Алиса, Габриэль с Валерием и что-то говорил Фёдор. Я подошел к ним и услышал:

– Речь идет о судьбе итальянца (я забыл, как его звали), – сказала Алиса. – Отпускать мы его не можем. Все знают, что он ушел в «маки́», и, если вернется, его обязательно схватят. Он не выдержит пыток и выдаст нас.

– Может, не схватят? – спросил я.

– Схватят обязательно. Об отряде знают очень многие, и есть основания думать, что в окрестных деревнях бродят шпики, – сказала Алиса.

– Так пусть остается в отряде, – встрял Валерий.

– Он сбежит домой, – стояла на своем наша руководительница.

– Я говорил, что не надо принимать в отряд французов, – яростно выкрикнул Габриэль. – Не послушали меня, а теперь за чужое решение я должен отвечать.

– Почему только ты, Габриэль, мы все заняты решением этого вопроса, – возразила Алиса.

– Ликвидировать его надо, и тогда все вопросы будут сняты, – встрял Фёдор.

Я запротестовал, но меня никто не поддержал. (Вероятно, все ждали слов Фёдора, но боялись высказаться первыми.) Тогда я предложил опросить всех членов отряда, и участники разговора согласились.

После опроса оказалось, что почти все высказались за предложение Фёдора. За исключением Франсуа, который не хотел в этом участвовать, считая, что это дело русских.

Узнав о таком результате, и я дал согласие.

Павел заколол итальянца ножом.

Тот мой малодушный поступок мучает меня до сих пор. Ведь дальнейшая деятельность отряда показала, что стоило нам перебазироваться километров за 50, и никакое предательство итальянца, если бы даже оно произошло, нам было бы не страшно.

Году в 1962-м на встрече у меня в московской квартире Алиса, Валерий и я обсуждали этот вопрос. Алиса согласилась, что мы поступили ошибочно. Она призналась, что в центре ее ругали за это. А Валерий считал, что все было сделано верно.

Вот так тяжело, с трудно решаемыми проблемами, начиналось становление нашего отряда. Впрочем, это были цветочки, а ягодки ждали впереди.

После этих событий в отряд пришел местный батрак – серб Пента, невысокого роста, лет пятидесяти, и еще нам прислали из Парижа «на исправление», как выразилась Алиса, одного ворюгу родом из Ленинграда. Он был пристроен где-то в системе парижского Сопротивления, но не раз его уличали в воровстве, и, во избежание неприятностей, руководство решило направить его к нам.

Что касается Пенты, то позже, когда отряд начал регулярные боевые операции, мы иногда брали его с собой, но его солдатские качества оставляли желать лучшего, и мы назначили его поваром. Он обрадовался и неплохо справлялся со своими обязанностями. А ворюга-ленинградец (имени его я не запомнил) сразу примкнул к группе Фёдора – Габриэля, они умели подбирать кадры.

По возвращении с нашей первой операции у меня состоялся разговор с Алисой. Я признался, как тяжело пережил убийство немца, у которого было пятеро детей, и попросил ее разрешить мне участие только в железнодорожных диверсиях и в открытых боях. Присутствовавший Валерий посмеивался и называл меня «гнилым интелентом». Именно «интелентом». Он не выговаривал тогда слово «интеллигент».

Алиса внимательно выслушала меня и сказала:

– Нас мало, их много. Значит, ни о каком бескровном бое речи быть не может – и в дальнейшем мы будем применять засады и диверсии. Ты жалеешь этого немца, а он бы тебя пожалел? У тебя тоже двое детей. Вспомни, что они делали на твоей родине с матерями и детьми. Как вспомнишь – вся твоя жалость испарится. Понимаю, что может быть именно тот солдат не был фашистом, но на войне это не играет роли – врага нужно уничтожать. Ты должен превозмочь себя.

Она была права, и вскоре я привык к партизанским методам борьбы.

Почти месяц мы бездействовали, но за это время Алиса организовала «маки́» из местной молодёжи. Отряд был назван «Франс д’абор» («Франция – прежде всего»). Вместе с его командиром мы позже провели две успешные операции, а для начала отдали им один трофейный карабин, они тоже были плохо вооружены. Против его передачи, как всегда, возражал Фёдор, который и в руки-то оружие взять боялся. Пытаясь оправдать свое нежелание воевать, он выдвинул два, как ему казалось, очень правильных тезиса.

Первый звучал так: советское правительство не давало мне указаний сражаться на территории Франции вместе с французами и под их руководством против немцев. Поэтому я лично стрелять в немецких солдат не стану.

Второй: всем известно, что за каждого убитого немца расстреливают от десяти до пятидесяти заложников. Значит, своими операциями мы будем ставить к стенке десятки и сотни французов. Они нас за это не поблагодарят.

На вопрос, что же он предлагает, Фёдор ответил:

– Надо найти пути и запросить советское правительство, что нам делать в ситуации, в которой мы оказались.

– Хорошенькое дело – сидеть сложа руки, а кто же кормить нас будет? – спросили мы.

– Будем подрабатывать у крестьян, – нашёлся он.

Фёдора поддержали Яков, Иван, Григорий-калужанин и ворюга. Габриэль колебался. Он понимал, что это самоликвидация отряда, и вину за это могут возложить на него как командира. Спору не давала разгореться Алиса. Она заявила, что вынуждена будет сообщить в центр, что в только что созданном отряде имени Парижской Коммуны завелись нездоровые настроения.

Фёдор прикусил язык.

В конце мая я узнал от Валерия, что он сошелся с Алисой. Я удивился его вкусу, но обрадовался тому, что теперь у нас будет крепкий контакт с начальством.

После отъезда Алисы мы заставили Габриэля собрать штаб.

На заседании распределили обязанности: Габриэль – общее руководство, Валерий – разведка, я – политработа и вооружение. Приняли решение провести две боевые операции: засаду на шоссе и добычу железнодорожного инструмента для диверсии. Необходимо было разведать для её проведения на железной дороге подходящее место.

Когда эти вопросы вынесли на собрание отряда, опять начался раздор.

Фёдор кричал: никаких операций – только разведка для будущих операций после получения разрешения от нашего правительства. Габриэль где-то принял на грудь для храбрости и в состоянии алкогольной бодрости поддержал Фёдора. На наше замечание, что Алиса дала указание немедленно начинать боевые действия, он заявил:

– А что мне Алиса! Если эта проститутка ещё раз появится в лесу, я пристрелю её, как собаку. Мы – русские и иностранцам подчиняться не должны. Я знаю, что такое война. Я летчик-штурмовик и сделал 1700 (?!) боевых вылетов. Не ей меня учить…