Динамит для сеньориты - Елизавета Паршина Страница 51

— Да, да! Конечно… Простите, пожалуйста… Только я остался без машины.

Наверно, ему пришлось туго. Через тридцать лет при встрече он напомнил мне об этой машине, а я извинилась еще раз. Я с облегчением повесила трубку. Занимать телефон в такое время!

Артур и Тайга вернулись поздно. Буфет был закрыт. Наш повар выдавал еду только в положенное время. Приходилось таскать в карманах булки, чтобы перебиться. Булкой я запаслась и на этот раз, но не удержалась и съела ее еще до полуночи. О том, что приключилось, Артур рассказал только на следующее утро. Отряд переправился через тот брод, где мы однажды пытались перейти реку во время дождей. Ночью они углубились в ущелье. Тайга, Артур к Клаудио оставались на нашем берегу с прикрытием. Сначала все было тихо. Через полчаса раздались взрывы гранат, потом началась перестрелка. Среди выстрелов четко различались голоса наших автоматов. Это могло означать только одно — наши были обнаружены врагом и отстреливались. Стрельба еще не утихла, когда в небо поднялось несколько осветительных ракет. Они повисли над рекой, осветив место переправы. Когда ракеты погасли, наступила тишина. Артур спустился к реке, прислушался. Если стрельба не возобновится, значит, наши оторвались от преследования и подмогу высылать не нужно. Примерно через час послышался слабый всплеск воды. Через реку кто-то перебирался. Вода на перекате сильно шумела, и трудно было определить, сколько человек идет. Артур хорошо знал психологию молодых разведчиков. Как испуганный зверек бежит прямо к своему дому, так и бойцы, отступая, устремляются чаще всего к тому месту, где переправлялись и где их ждет командир. Бороться с этим инстинктом трудно.

Первым появился Барранко. Он нес винтовку над головой, хотя вода не доходила и до пояса. По этой манере нести винтовку на переправе над головой Артур его и узнал. Вслед за Барранкой переправилось еще несколько молодых ребят, но Хосе, Бонильи и Молины не было. Из взволнованного рассказа бойцов не сразу удалось понять, что фашисты устроили в ущелье засаду и забросали разведчиков гранатами. По счастью, это были итальянские гранаты, прозванные у нас «хлопушками». Цепочка наших бойцов разорвалась почти посередине. Те, что были впереди, сделали бросок вперед, остальные подались назад, никто не пострадал. Фашисты бросали гранаты с крутого склона, но так как ущелье было завалено крупными валунами, осколки летели в самых неожиданных направлениях, в том числе и в обратном. Тайга разрешил Артуру переправиться на ту сторону, чтобы разыскать и вывести наших ребят. Задача была не из легких: искать ночью в горах горстку бойцов, которые прячутся. Артур рассчитывал на то, что из ущелья им в ближайшее время все равно выбираться некуда. Надо было торопиться. На подмогу он взял Ретамеро. Осторожно пробираясь меж камней и кустарников, они вскоре наткнулись на двух мертвых. Это были франкисты, погибшие, скорее всего, от собственных гранат. Артур взял их документы и пошел дальше. Он не боялся, что свои примут его за врага. Наши бойцы так часто ходили ночью вместе, что привыкли узнавать друг друга по многим, казалось бы, совсем незначительным приметам: по манере останавливаться и прислушиваться, по шагам и даже по дыханию. Хосе, например, быстро и нетерпеливо продирался через кустарник напролом, но камни под его ногами не сдвигались с места. Ретамеро скользил змеей, только легкий шелест отмечал его путь. Леон долго путался в ветвях и начинал сопеть носом. Сальвадор, всегда жизнерадостный и беспечный, шел не останавливаясь и почти не прислушивался к тому, что делается вокруг, поэтому его всегда посылали с более осторожными бойцами. Маноло, наступая на ветви валежника, испуганно замирал, хотя в таких случаях ему следовало бы быстро менять положение. И никогда никто не слышал, как ходит Бонилья. Однако после ранения легких он так и не оправился до конца и дышал тяжело, особенно на подъемах. По дыханию его и узнавали.

Вскоре Артур заметил скольжение какой-то тени. Это был Хосе. Он тоже заметил Артура. Бонилья и Молина были там же. Раненых не было. После такой шумихи идти на захват «языка» не имело смысла. Пришлось возвращаться. Когда вернулись на свой берег, Тайга сказал Артуру:

— Больше я вам не советую переправляться на этом участке. Надо найти другое удобное место.

В Валенсию мы выехали в сопровождении почти всего отряда, следовавшего за нашей машиной в грузовике на почтительном расстоянии. Иначе наших ребят засыпало бы пылью. Тайга сидел со мной на заднем сидении, а Артур, по обыкновению, поместился рядом с Паскуалем. Проезжая Алкалу-де-Энарес, мы остановились на площади против памятника Сервантесу. Тайга еще не был в этом городе, знаменитом в средние века. Впрочем, раньше, чем стать средневековым, в какой-то далекой древности он назывался Камплутум, а наша Гвадалахара — Арриакой. Но от той поры не осталось ни одного архитектурного памятника. На выезде из города я увидела красные кирпичные корпуса Финки-де-лос-Локос и с досадой отвернулась. Артур усмехнулся, а Тайга вопросительно оглядел нас обоих. Когда я рассказала ему про Кампесино, Тайга рассмеялся.

— Об этом партизане я уже слышал.

До Валенсии езды несколько часов. За это время поговорили о многом.

— Больше я вам через фронт переходить не разрешаю. Вчера это было в последний раз, — сказал Тайга строго.

— Вам лично, — подчеркнул он, обращаясь к Артуру.

Мы с Артуром обменялись быстрыми взглядами: здесь возможны варианты. Запрещение такое мы слышали не раз и от Берзина, и от Мамсурова. Однако, когда Артур докладывал об успешной операции, выговоров не следовало; когда же операция не удавалась, мы помалкивали.

— Хосефы это тоже касается, — добавил Тайга, перехватив наши взгляды. — Вам, наверно, уже известно, что в фашистских газетах была публикация: ваши головы оценены в тысячи песет.

— Пусть сначала поймают! — ответил Артур.

Такая публикация была, и даже листовки появлялись: голова офицера оценивалась в шестьдесят тысяч, а рядового партизана в десять тысяч. Впрочем, в Андалузии цены были выше. Запрещение переходить фронт вносило в нашу работу много осложнений. Бойцы уже привыкли, что с ними идет Артур или, на худой конец, я, и теперь могут подумать что угодно, тем более что положение на фронтах складывалось не в пользу республиканцев. Тайга сказал об этом без утайки. Фашисты перехватили несколько наших судов с продовольствием и оружием, но о погибших кораблях в наших газетах не сообщалось, потому что в то время мы официально не признавали, что помогаем Испании оружием, чтобы не давать повода буржуазной дипломатии для пропаганды еще более жесткой блокады испанских границ. К тому времени Франция задержала на границе значительное количество оружия, посланного республиканскому правительству Испании. И это сделало называвшее себя демократическим правительство Леона Блюма.

К середине 1937 года в Испании начал ощущаться недостаток продовольствия. Короче говоря, нечего было есть.

Под вечер следующего дня к нам зашел Хосе. Он казался озабоченным, почти мрачным. Ему удалось узнать кое-что о судьбе своих родных, и вести были печальные. После захвата Малаги фашисты уничтожили там около восемнадцати тысяч человек. Эта цифра подтверждалась многими источниками. Из разговора с Хосе я поняла, что ему надоела Валенсия, он не мог найти себе места в тыловом городе. В таких городах жизнь текла медленно.