Тюрки и мир. Сокровенная история - Мурад Аджи Страница 51

Понимали, новая вера беспомощна, она не творит чудес. Видимо, поэтому число христиан стремительно падало: в Константинополе счет шел на десятки – приближенные ко двору да примкнувшие к ним. Все. То был скорее фетиш, чем религия. А к 378 году в Константинополе сторонников «константиновой веры» почти не осталось, даже среди придворных… Это зафиксированный историей факт.

Отвернувшись от христианства, народ, естественно, перестал признавать и власть «христианского» императора. Надвигался хаос. Даже дети и внуки не вспоминали Константина добрым словом. Почва уходила из-под ног правителей. Все шло к тому, что страна вот-вот станет каганатом Дешт-и-Кипчака. Или развалится.

Волосок, на котором висела власть, натянулся до звона.

Грекам требовались немедленные действия, чтобы преодолеть кризис и сохранить трон. Но они ничего не смогли предпринять и уступили трон тюркам. Новый император Грациан, сын Валентиниана (того самого «белокурого» римлянина) сразу нашел ключ к спасению. Он закрутил гигантскую интригу, в сетях которой оказалась Европа, лицо Запада было сохранено. Возможно, решение ему подсказал епископ Амвросий, влияние которого при дворе с тех пор стало огромным.

Чтобы расколоть единство «греческих» тюрков, Грациан назначил августом (своим соправителем) полководца Феодосия. Иначе говоря, 19 января 379 года поделил престол с главнокомандующим армии. Причем сделал это добровольно. И с радостью.

Казалось бы, что менялось? Все.

Если помнить, кто служил в армии Византии, на каком языке говорила армия, то многое становится понятным в этом неожиданном решении императора. Получился великолепный политический ход, решивший многие проблемы. Один-единственный указ разрушил единство оппозиции. Началась война, но не против трона, а за право быть ближе к трону. Тем самым угроза от императора была отведена.

Полководец Феодосий притягивал к себе тюрков, как сильнейший магнит, это была легендарная личность, но о ней мало сказали историки. Его роль в истории Запада многократно больше той, что ему отвели, пусть и назвав Великим. Его отец, знаменитый Феодосий Старший, главнокомандующий конницы на Западе, подавив мятеж в Африке, спас Империю, но был незаслуженно обвинен и казнен. Сын, отчаянный всадник и забияка, горел желанием отомстить за отца. И тем привлекал к себе таких же молодцов, которым важны были действия, а не их итог… Они же тюрки!

Любопытно, что победу в Африке ему обеспечило отличное владение тактикой боя. Как отмечает Э. Гиббон, врагов «сбивали с толку его отступления, которые он всегда совершал своевременно и в надлежащем порядке». Речь идет о знаменитом приеме ложного бегства, который неоднократно приносил победу кипчакам. Благодаря этой тактике и неустрашимой смелости отряд Феодосия Старшего, насчитывающий около трех с половиной тысяч человек, победил двадцатитысячную армию.

Вопросы о корнях Феодосия, о мотивах его поступков излишни. Кипчак! Одно слово. Иного нет. И вел он себя как истинный тюрк – непредсказуемо: отдаваясь воле чувств и эмоций, нередко сожалел о содеянном. Но уже потом. То был мудрый и крайне не последовательный политик. Обещал и тут же забывал обещания.

Воистину «по делам их узнавали их».

Ни в Азии, ни в Африке, ни в Европе тюрки не меняли себя, всюду узнавалась их знакомая поступь и поведение. И в военном деле, и просто в жизни, и в умении пировать были одинаковы, чтоб от души и чтоб с шутами да с песнями. Они не любили покой, но умели слушать тишину. Не давали себе жить, всегда находили дела. Не народ, а поток, выворачивающий с корнем деревья, сметающий скалы и получающий удовольствие от собственного буйства.

По замыслу Грациана и его тайных советников, Феодосий, этот «белокурый, с орлиным носом», «являющий пример элегантности всадник», свой необузданный запал должен был вложить в Западную империю, где тогда еще не было религиозных распрей, разложивших Константинополь. Ей было суждено перейти под его власть.

Здесь, в третьей стране, конечно же много слышали и о «греческой вере», и о «тюркской», но официально продолжали религиозные традиции Древнего Рима. Правда, прежнего императора, Валентиниана I, кто-то посчитал христианином, что сомнительно, вряд ли он был таковым. Он не мог еще им быть и проявлял веротерпимость… Словом, на Западе византийцы начали искать будущее для своей Византии. Силами родственников и близких Феодосий I стал утверждать христианство в латинском обществе. Его эдикт от 380 года говорит за себя, а люди, сразу же окружившие римского епископа, лишь подтверждают сказанное. То были тюрки!

Епископ Рима Дамасий поддерживал его политику благодаря своим связям с «языческой аристократией». Она, эта аристократия, желавшая возрождения Империи, и «помогала императору преодолевать высказываемую другими церковными деятелями нетерпимость». Вот почему Рим оставался в своей массе языческим и разноликим. И вместе с тем цельным! Идея возрождения Империи объединила общество, сплотила его вокруг нового императора.

Сам Феодосий стал христианином случайно. Крестился в дни тяжелейшей болезни, когда все перепробовано и ничто не помогало, а жизнь не желала обрываться. Вернувшись с того света, он свято поверил во Христа, в его спасительную силу. Может быть, то был первый в мире человек, который по-настоящему принял Иисуса.

Поверил не по чьему-то приказу, как остальные, а по воле души… Это совсем другое. Вот когда история религии в Европе обрела сторонника и жизненные признаки. Тюрк дал ей право на жизнь. Звучит непривычно, но было так. Не по-другому!

Без государственной поддержки религия не прижилась бы. Римляне прежде не знали христианства, а греки даже в своей собственной стране были бессильны в его распространении. Не верили, и им не верил никто. Рим стал искоркой, перед которой раскладывали костер из сухого мха.

Феодосий и его люди пришли к вере сами. И как люди, по-настоящему преданные ей, вложили всю свою силу в утверждение понятия «христианство». У них получилось! Языческий Рим не знал теологических диспутов, захлестнувших Восточные церкви после смерти императора Константина. Он жил другой жизнью – надеждой. Был чист, как линованный лист бумаги. Вот почему Феодосий, вчера ставший христианином, устремил взор и силу на всю Западную империю, на ее непорочность, решив утвердить здесь Церковь и себя. Ему нужен был полигон для своей Истории.

Формально Римская церковь с 380 года превращалась в «греческий» филиал, она подчинялась Константинополю, который утвердил кафедру римского епископа и его епископат. Но в действительности-то все обстояло иначе: в Риме меньше всего думали о мертвой «греческой вере» и, разумеется, не желали ее воскрешения.

Да, конечно, там теперь звучало слово «христианство», и это, пожалуй, все, что связывало Римскую церковь с Греческой. Лишь одно общее слово, произносимое людьми.

В эдикте 380 года Феодосий заявлял: «Нам угодно, чтобы все народы, управляемые нашим милосердием и умеренностью, твердо держались той религии… которую в настоящее время исповедуют первосвященник Дамасий». Последователям новой Церкви дозволялось принять имя католических христиан.