История любви в истории Франции. Том 8. Наполеон и Мария-Луиза - Ги Бретон Страница 51

Очень взволнованная, Зоэ встала и неловко опрокинула столик с бумагами. Бумаги разлетелись по ковру.

Покраснев до ушей, мадам дю Кайла стала их собирать и попыталась было сложить их в прежнем порядке, сообщает нам Хильд де Невиль, «читая строчки вверху и внизу страниц для того, чтобы их состыковать. Король молча и с интересом следил за ее действиями. Придя в еще большее смущение от молчания наблюдавшего за ней короля, она запуталась в листках и не смогла сложить собранные с пола листки в нужном порядке.

– Продолжайте читать, – сказал ей тогда король доброжелательным тоном. – Ваш голос меня чарует. Мне хотелось бы почаще видеть при себе столь умную чтицу. Тогда я буду получать большое удовольствие, оттого что вас слышу, и еще большее оттого, что вас вижу.

Чувствуя, что может показаться смешной, если начнет протестовать и не удовлетворит желания старца, она продолжила чтение, ничего не понимая в рапорте министра, который был изложен на этих листах бумаги. Но наконец ей все же удалось сложить их в первоначальном порядке»107.

Это маленькое происшествие вконец очаровало короля. Когда мадам дю Кайла уложила бумаги на место, он медленно погладил ее по волосам, прочел поэму Буффле и позволил себе прикоснуться кончиками пальцев к ее левой груди, чтобы показать свой игривый характер.

Потом он разрешил молодой женщине уйти, взяв с нее обещание, что вскоре они снова увидятся. «Таким образом, – сообщает нам виконт де Бомон-Васси в свойственном только ему стиле, – план соблазнения, выработанный политикой, с первого же взгляда был реализован, благодаря естеству»108.

Мадам дю Кайла снова пришла к королю на следующей неделе. Она была встречена толстяком-монархом с большей радостью. Он написал для нее довольно игривый мадригал.

– Я поручил господину Деказесу заняться вашим делом, – сказал он ей после прочтения мадригала. – Вам следует приходить сюда почаще для того, чтобы доставлять мне радость рассказами о благополучном ходе вашего судебного процесса.

Сначала она приходила к нему по понедельникам, затем стала появляться по три раза в неделю. «И тогда, – говорит нам Жильбер Станжер, – дверь королевского кабинета закрывалась для всех, даже для министров, которых предупредили о том, что они должны были входить только в самом крайнем случае…»109

Во время этих, продолжавшихся по нескольку часов, встреч с глазу на глаз Людовик XVIII усаживал мадам дю Кайла у своих ног, гладил ее по шее и вел с ней игривые разговоры.

Молодая женщина, согласившаяся наконец стать новой Помпадур, выслушивала самые откровенные непристойности с наивной улыбкой на устах.

Но вскоре король перестал ограничиваться чтением мадригалов и засовыванием пальцев за вырез корсажа. Толкаемый страстью, он возжелал большего. Из-за чего оказался в очень забавном положении.

«Однажды, – сообщает маршал де Кастеллан, – Людовик XVIII, снедаемый уж не знаю каким желанием или стремлением, сделал движение, в результате которого он оказался на полу. Мадам дю Кайла решила поднять его; Его Величество всем телом навалился на руку мадам дю Кайла, которая стала испускать ужасные крики. Его Величество тоже закричал. Но ни один из лакеев, помня о запрете, в комнату не вошел.

– Дураков нашли, – говорили они друг другу. – Это – хитрость короля, который хочет нас испытать. Но мы сможем доказать Его Величеству, что умеем в точности соблюдать отданные им распоряжения.

Наконец, ценой неимоверных усилий, мадам дю Кайла с помощью короля удалось освободить руку. Она позвонила, лакеи вошли в кабинет, и на них обрушился поток ругательств со стороны короля, который продолжал лежать на полу. Они не без труда усадили его в кресло»110.

Это жалкое падение, насмешившее до слез всех обитателей дворца, ничуть не загасило пламени страсти короля. Напротив. Словно двадцатилетний влюбленный юноша, Людовик XVIII по два раза на день писал Зоэ, проезжал в своей карете мимо ее дома и велел подкатывать его кресло к окну всякий раз, когда она его покидала, для того чтобы увидеть, как она сядет в карету…

Вскоре мадам дю Кайла, которую придворные фамильярно называли между собой «мадам Дюк»111, начала вести себя как настоящая фаворитка. Король, следует признать, делал все для того, чтобы она пленилась этой ролью. В те дни, когда она приходила повидаться с ним, он давал страже пароль «Зоэ» или «Виктория» (второе имя молодой женщины). Это, должно быть, очень потешало офицеров в те дни, когда по дворцу дежурил генерал Талон, брат мадам дю Кайла…

Наконец, Людовик XVIII осыпал ее подарками. После каждого визита к нему она уносила в своей маленькой зеленой сумочке по тридцать тысяч франков. А однажды вечером, когда она собиралась на бал, король, под предлогом того, что любуется ее прической, провел рукой по ее волосам, оставив в них восхитительные бриллиантовые сережки…

Почти официальная близость монарха и мадам дю Кайла вызывала у всех забавное презрение.

Однажды в среду, утром, когда в дверь короля постучался канцлер Дамбрей, король крикнул:

– Входите, Зоэ!..

Увидев своего советника, Людовик XVIII ограничился улыбкой, но с того самого дня друзья стали звать канцлера Домбрея не иначе как Робинзоном.

…Потому что его приняли за Зоэ!..

Какими же были на деле отношения между королем и фавориткой?

Судя по всему, они не выходили за пределы того, что Андре Жид назвал «невинным подобием».

«С некоторых пор, – пишет со свойственной ему вычурностью господин де Воксбель, – Людовик XVIII не был в состоянии даже вести себя как странствующий рыцарь в столь любимых дамами сладостных поединках»112.

Протокол вскрытия, произведенного в 1824 году, подтвердит это мнение. Но если способности короля были почти равны нулю, голова его, напротив, была полна распутных мыслей. Полуприкрыв глаза, мечтая увидеть перед собой обнаженное женское тело, бедняга подолгу перебирал пальцами пустоту.

Его постоянно работавшее воображение, подпитываемое чтением игривых историй, позволило ему вскоре превратить в источник сладострастия самые незначительные прикосновения. Ему достаточно было взять в ладони плотные груди мадам дю Кайла, чтобы почувствовать необычайную дрожь в теле. И, как говорит нам все тот же господин де Воксбель, «хорошо, что в такие моменты на голове короля не было короны, поскольку дрожь, которую он испытывал, была столь сильной, что этот символ королевской власти в такие минуты мог бы, словно под воздействием циклона, упасть на паркет…»

Среди этих безобидных привычек Людовика XVIII отметим одну, доставлявшую ему – довольно непонятным, впрочем, образом – глубокое наслаждение. Он брал из табакерки понюх табаку, клал табак между грудей фаворитки, «словно в середину розы», уточняет господин де Витроль.

А затем, сунув свой толстый бурбонский нос в это пленительное место, он втягивал в ноздри табак и приходил от этого в сильное возбуждение…

Иногда, толкаемый, как и все распутники, тягой к бесстыдству, он усложнял себе задачу и просил мадам дю Кайла встать на четвереньки в положение ребенка, которого должны отстегать по попке. А затем лично задирал ей юбки.