Счастливая девочка растет - Нина Шнирман Страница 51

Мне с самого начала смены очень захотелось заниматься в этом спортивном кружке, куда почему-то девочек не берут. Я всё думала, думала — как бы мне туда попасть? А потом поняла, что думать на эту тему просто глупо — надо пойти и поговорить с руководителем кружка. Но как к нему обратиться — у кого ни спрошу, никто не знает, как его зовут.

Сегодня спросила у одной вожатой. Она мне говорит:

— Не знаю, он таджик!

Ах вот как, думаю, значит, если он таджик, то его и по имени звать не надо! И сразу вспомнила эту гадкую историю с нашим дворником и Чинаром. Обозлилась ужасно — сразу решилась и пошла. И по дороге придумала, как к нему можно уважительно обратиться.

Подошла к месту, где они занимаются, там два спортивных снаряда есть — турник и брусья. Папа как-то раз мне их нарисовал и рассказал, какие бывают интересные упражнения. Мы с ним на трапеции занимаемся довольно часто.

Я даже не заметила, как он ко мне подошёл — высокий, пожилой, прямой, мускулистый, загорелый, в тёмно-красных шароварах, шапочке и тапочках. Смотрит на меня спокойно и серьёзно.

— Здравствуйте, Учитель! — говорю, немножко улыбаюсь и голову наклоняю.

— Здравствуй, моя девочка! — говорит, и его лицо чуть-чуть меняется, как будто он улыбнулся про себя.

— Учитель, я очень хочу заниматься в вашем кружке! — говорю. — Может, вы посмотрите, что я умею, и тогда решите, могу я у вас заниматься или нет. — Но волнуюсь.

— Назови, что ты умеешь делать, потом посмотрим! — У него почти неподвижное лицо, даже когда он говорит, поэтому нельзя понять, что он думает.

— Шпагат, кольца, мостик, стойку с переходом на мостик, — говорю быстро, потому что волнуюсь, — могу подтянуться с виса и ещё кое-что умею делать на турнике!

— Сейчас всё покажешь! — Уже чувствую, что он как-то заинтересовался. — Начнём с подтягивания из положения виса.

Идём к турнику, я становлюсь под турником, он берёт меня за талию и поднимает, я хватаюсь за турник, он меня отпускает — и тогда я уже спокойно подтягиваюсь. Потому что с Папой мы часто это делали на трапеции. Папа говорил, что главное — не спешить и что голова, то есть подбородок должен каждый раз выходить за линию трапеции — иначе он мне это не засчитает.

Подтянулась пять раз — думаю, ладно, хватит, спрыгнула. Нас окружили мальчишки из его кружка и смотрят на меня, просто глазеют.

— Покажи им, моя девочка, — говорит Учитель с какой-то странной интонацией, — всё, что ты назвала.

Я киваю головой, делаю шпагат, потом два кольца. Встаю, делаю стойку, перехожу в мостик, немножко стою на мостике и выпрямляюсь.

— Вы видели, все видели, — он говорит почему-то очень строго, — что умеет делать моя девочка? Она будет стоять в верхушке пирамиды, которую мы готовим к соревнованиям лагерей. Идите, делайте свои задания и попробуйте чему-то научиться! Пойдём, моя девочка, мы будем с тобой заниматься на брусьях.

Надо же, как бывает: ты чего-то хочешь, боишься, думаешь, получится — не получится — и вдруг раз — и всё прекрасно! Теперь я каждый день после завтрака хожу в спортивный кружок. Учитель занимается со мной отдельно, очень много — на брусьях и немножко акробатикой, не очень долго — с мальчиками, а потом мы репетируем пирамиду.

Пирамиду Учитель придумал очень красивую, но уже третий день мы не можем её дорепетировать до конца. Вот пирамида уже почти составлена — я на её фоне делаю шпагат, а из шпагата, не вставая, переворачиваюсь на спину и лежу прямая, как струна, — прямые руки вытянуты за голову. Ко мне подходят два мальчика — один берёт меня за руки, другой за ноги, и они должны поднять меня на высоту своих рук и одновременно сойтись: получается, что я делаю на их руках мостик. И вот каждый раз одно и то же: они меня дёргают, трясут, валяют по траве, но поднять вдвоём одновременно не могут. Сначала мне их было жалко, но сегодня я обозлилась — ведь я очень лёгкая, они взрослые, из первого отряда, совсем не худенькие — просто они ничего не умеют.

Учитель, я чувствую, рассердился, но лицо неподвижное. Я встала с травы, он подходит ко мне и спрашивает:

— Скажи, моя девочка, что эти бараны делают с тобой?

Я немножко испугалась, потому что он никогда не называл их баранами. Ябедничать нехорошо, но это — не то, надо сказать всё как есть, иначе у нас не будет никакой пирамиды.

— Сначала они меня растягивают, дёргают, не одновременно за руки и за ноги, — рассказываю, — потом они меня сплющивают, потом валяют по земле с боку на бок!

— Значит, мы сделаем другую вершину пирамиды! Иди, моя девочка, ещё пару раз повтори переворот на нижнем брусе. Но к верхнему даже не прикасайся пока без моей страховки! — Он говорит спокойно, как всегда, но потом добавляет с какой-то другой интонацией — и я сразу вспоминаю дядю Мишу: — Обещаешь?

— Обещаю! — говорю очень уверенно.

Я иду к брусьям, а он идёт заниматься с мальчиками.

В конце занятий Учитель собирает нас всех вокруг себя.

— Сейчас мы попробуем другую концовку пирамиды, — говорит он.

Концовку он придумал простую, но я опять наверху. Два старших мальчика делают вперёд выпад ногой — вторая отставлена назад, — каждый одну согнутую руку ставит себе на талию. Я к ним подхожу, беру их за свободные руки и дальше поднимаюсь к ним на плечи: раз — встала к одному на ногу, два — к другому, три — к одному на согнутую руку, четыре — ко второму, пять — к одному на плечо, шесть — ко второму, но получаюсь спиной к зрителям. У них на плечах переворачиваюсь лицом к зрителям — семь, восемь. Стою у них на плечах и отдаю пионерский салют! Вот и галстук пригодился, думаю.

— Давайте попробуем! — говорю.

Учитель кивает головой.

Делаем, всё очень просто, отдала сверху пионерский салют, постояла с ним немножко и спрыгнула.

— Вы должны держать её за щиколотки, чтобы она не упала, — говорит Учитель. — А ты, моя девочка, когда решишь спрыгивать, вниз руки опускаешь, они тебя за них берут и плавно спускают.